В очередной раз замечаю, насколько тяжело мне даются любые разговоры, в которых есть даже намек на какую-то мою личную беспомощность, особенно физическую. Проще забить.

---

Знамена Первого Дома

Наши знамена для РИ: Митрим. Сшиты и вышиты Холлен. Без пламени они были на Noldolante. Знамена прошли Исход и на них появилось пламя - все правильно.

По-моему, они очень, невероятно просто, красивые, чудо как есть. Когда полгода назад я попросил сшить знамена Первого Дома и мы обсуждали с Холлен детали, я не думал, что можно сделать настолько... "как там". Теперь вижу, что можно. Спасибо! Hantalë!
И спасибо подрастающему мастеру за идею с маленькими крыльями внизу пламени - пламя, вырастающее из крыльев...

"Размер обоих знамён (от петель к кончику и от одной стороны к другой) - 140х62 см. Размер квадрата герба и квадрата же, в который вписана звезда - 30х30 см примерно. Рисунок пламени - около 50 см от угла к кончику. Основа - габардин чёрного цвета. Нитки - ДМС-сатин(вискоза), Гамма-металлик. Техника - гладь "в раскол"."

@темы: Nyarna, Indemmali

---

Лапландский поход

9.-17.6.2019 Национальный парк Saariselkä им. Урхо Кекконена. Лапландия, за Полярным кругом. 9 дней. 120-130 км. Перепады высот в среднем 300-400 м. Температура от -2 до +17. Три дня дождь и снег, остальные дни - тепло и солнечно. 8 акварелек + 1 уже после похода, 2 песни.

Сначала акварельки:

Рисунок 1. Утром второго дня похода партнер все еще спал, дождь ненадолго закончился, а я вылез из палатки рисовать. Пока размышлял - что именно рисовать из окружающей красоты, над лесом, трубя, пролетели гуси и я стал рисовать этот кусок леса, камни во мху и гусей. Потом дождь загнал в палатку и дорисовывал я, уже сидя в палатке. Кажется, рисунок выдает мое желаемое за действительное. В реальности сыро и холодно, а что-то, похожее на солнечные лучи, высунулось ненадолго, потом, судя по всему, замерзло и скрылось обратно. Но на рисунке осталось вместе с гусями.



Рисунок 2. Попытался нарисовать снежную бурю наверху в сопках, получилось странное.



Рисунок 3. Что-то - про что сам не знаю - что в итоге нарисовалось. Наверно, что-то про камни и живущего рядом с ними. И я по-прежнему не умею рисовать реалистичные лица и прочие части тела. Поэтому рисую такое детско-сказочное.
И тень от травинки на фотке)



Рисунок 4. Надеюсь, Амбаруссат меня простят)) Амбаруссат, которые сделали из арфы Макалаурэ инсталляцию во мху.



Рисунок 5. Речка и зелень всякая. Результат тюленства.



Рисунок 6. Горностаево озеро. Вообще-то в таком месте обычно полчища комаров, а тут я спокойно сидел рядом с озерцом и рисовал. Внезапный снегопад творит чудеса)



Рисунок 7. Попытка нарисовать сопки сверху. Партнер говорит, что получилось похоже на море.



Рисунок 8. Всякая трава.



Рисунок 9. Этот нарисован уже после похода, так что скорее "сон про Лапландию")



А потом отчет с картинками:

9.6. +5, 15 км Kiilopää-Kotaköngäs, день духовных практик и северного мужества. Ориентироваться в тумане - как ежики, соседних сопок не видно, карту читать сложно. - Здесь справа скоро должно быть озеро. - А если нет? - Значит мы не здесь. Льет дождь, реально льет - из ведра, ни из ведра, но хорошим таким потоком, ветер хлещет в лицо этим дождем так, что приходится натягивать капюшон поглубже. Сырость и холод делают плохо рукам, которые работать отказываются вообще и болят. К вечеру дождь стих. Я ходил купаться на речку. Партнер это заснял под девизом "безумству храбрых". У меня не получается его в речку заманить. Спать легли рано часов в 8 вечера, потому что накануне в аэропорт надо было к 5 утра, спали часа 2. Дождь лил полночи, уютно - когда спишь в палатке. В 2 ночи (или утра) я проснулся и пошел фотить пороги - белые ночи). Ночью мне снились подвалы - видимо, потому что сыро и холодно. Утром встреченные походницы сказали, что избушка у Rautulampi, через которую мы хотели идти, но не пошли в итоге, сгорела то ли зимой, то ли ранней весной. Печаль.





10.6. Не похоже, чтобы потеплело. Утром партнер все еще спал, а я вылез из палатки рисовать. Пока размышлял - что именно рисовать из окружающей красоты, над лесом, трубя, пролетели гуси и я стал рисовать этот кусок леса, камни во мху и гусей. Потом дождь загнал в палатку и дорисовывал я, уже сидя в палатке. Кажется, рисунок выдает мое желаемое за действительное. В реальности сыро и холодно, а что-то, похожее на солнечные лучи, высунулось ненадолго, потом, судя по всему, замерзло и скрылось обратно. Но на рисунке осталось вместе с гусями. Потом ленивый завтрак. Партнер соорудил омлет из яичного порошка) Выбрались поздно уже часов в 18, с расчетом дойти до озера Luiro через Palovanka часам к двум ночи, идти снова километров 15. Вечером и ночью передавали снежную бурю. Правильно передавали. Дождь так и не кончался, но мы все равно остановились приготовить еду. Готовить и есть под дождем так себе удовольствие, но не есть еще хуже. Потом я осознал, что держать теплую чашку в руках - счастье невероятное и что теплая она минуту, все остывает очень быстро. Быстрорастворимому супу мы раствориться толком не давали. Температура, видимо, опустилась до нуля и ниже, поскольку дождь превратился в мокрый снег, а потом просто в снег. Насладились снежной бурей по полной, я наглючился чего-то про духов льда и снега. Когда снег летит параллельно земле, мерещатся фигуры, а ветер звучит как голоса. Мы еще шли поверху, чтобы не по болоту и наверху вообще было очень ветрено и холодно. Выбрали маршрут, где точно тропинка есть - чтобы в снежной буре не заблудиться. Перешли через сопку, тропинка внезапно оборвалась и все - открытое пространство, снег, ветер, - глючь полная, что переход куда-то и провал во времени и пространстве. Через некоторое время тропинку нашли. Я умудрился поскользнуться и растянуться на камнях-корнях - они реально очень скользкие в снег - и камни, и корни, а с рюкзаком тяжелым в треть собственного веса ведет сильно, если равновесие теряется. Ну растянулся, посмотрел - вроде все норм, руки все равно так замерзли, что не чувствуют ничего. Прохожу немного, смотрю - кровища с пальцев капает на белый снег - красота. Царапина ерундовая, приложил платочек. По карте уже должно скоро быть то место, куда идем, а начинаются снова карликовые березы - как были на сопке. И у меня четкое ощущение, что мы снова идем по сопке, как будто потерянной тропинки и падения не было, а мы перескочили и повторение эпизода. В итоге дошли нормально, к полпервому ночи, а не к двум, как предполагали. В такой холод гулять не тянет. Но измененка доставляла. Во время перехода партнер злорадно: "Зато комаров не будет, от такого они не скоро оправятся." Потом, подумав: "Хотя кто их знает, здешних комаров". Через речку на подходе к Luiro построили мост. У меня не хватает слов радости. Это вот когда идет снег, руки нафиг застыли, все остальное тоже. И ты морально готовишься раздеваться, потому что переправляться как-то надо же. А там мост построили. Чудо как есть. На месте было место в избушке и сауна. Счастье. Во всем мокром в такой холод ставить палатку и спать в палатке можно, но с железной печкой уютнее. Пока поели и сходили в сауну, уже было три часа ночи. В озеро по такому холоду без особой необходимости желания лезть тоже не было. Зато какое счастье отогреваться в сауне, когда промерзло вот просто все до костей и кости тоже. Упали спать.









11.6. Снег идет. Отлично выспались. Я напомнил партнеру, что он хотел спать в гамаках. Перед походом он сказал, что хочет как-нибудь оставить палатку и взять только гамаки. Я сказал "ну-ну". И мы взяли палатку, а гамаки оставили дома. А вот маленький легкий тент надо, пожалуй, начать носить с собой. Чтобы не готовить каждый раз еду под дождем. Решили провести день тюленский. Сушить ботинки и прочие вещи. Я рисовал. Что-то - про что сам не знаю - что в итоге нарисовалось. Наверно, что-то про камни и живущего рядом с ними. И еще Амбаруссат, которые сделали из арфы Макалаурэ инсталляцию во мху. С другими походниками зашла речь (как обычно) о том, кто, где и как заблудился в походе. Оказывается, в этот раз так или иначе блудили все. Ну погода располагает. А большинство лапландских историй про то, как кто-то заблудился, почему-то начинается с того, что походники поссорились и решили разделиться. Партнер мне: "Даже если мы поссоримся, я все равно пойду следом за тобой куда угодно". Греет.



12.6. Солнышко и потеплело, +13. Ничего так переходы от нуля до +13. Luiro - Hammaskuru. 16 км. Сидели наверху на одной из сопок по пути и грелись на солнышке, как ящерицы. Там немного ловилась сеть. Потом дошли до Горностаевых озер (Kärppäjärvet). Я там рисовал вид на озеро и сопки, партнер смотрел - как распускаются листья на березе. Говорит, что глаза закрыл на полчасика, потом открыл, смотрит - немного еще распустились. В голове уже какой день крутятся строчки "мы звездная память друг друга" и по мотивам сочиняется какая-то квэнско-эльфийская хрень. Купаться в реке было не в пример приятнее, чем в первый вечер. Разница между +13 и +5 ощутима прям вот очень. Здесь интересно меняется температура воздуха - можно идти и попадается более холодный участок в несколько метров, а потом снова теплее. Попытался нарисовать снежную бурю, получилось странное.









13.6. +16, на солнышке жара, наверху в сопках должно быть в районе +10+12. Hammaskuru - Vuomapää - Vongoiva. 12 км. На Vuomapää поднялись напрямую. Партнер вспоминал, что там камни на склоне. Ну камни. Ничего такого прям непроходимого. Он и сам удивился, почему в прошлый раз они показались настолько сложными. На Vuomapää на склоне камни и на вершине тоже камни. Те, что на вершине, похожи на развалины крепости. Наверху мы зависли, я сел рисовать сопки. Красотища. Когда ветра нет, тепло. И снова ловилась сеть. Потом пошли вниз. Отдельно порадовало ущелье на пути. Это вот когда не надо было бы сбрасывать высоту, если бы не ущелье. Но оно есть, глубиной метров 15 и на склонах камни. Спуск под девизом "скоро я буду внизу и все камни тоже". Снежники тоже порадовали, держат хорошо, не проваливаются. На стоянке в Vongoiva есть избушка, которую можно арендовать и при ней удобства. Партнер сказал, что ставить палатку совсем рядом с избушкой не очень красиво, хотя народ, который там ночевал, был не против. А мест для палаток мало, потому что все поросло кустарником. Ну поставили на другом берегу речки. С тем, чтобы до удобств ходить через речку по камням. Тест - насколько хорошо проснулся. Если плохо, то проснешься окончательно, навернувшись в речку.





















14.6. Под шум речки спать хорошо. А комары снег пережили. Самое лучшее здесь на севере - воздух и близкое небо. И камни, и вода по камням, листья на березе, мелкие цветы, снова весна... вообще все. После снежной бури оно все еще прекраснее. Ходить босиком, завтрак на солнышке, без комаров - потому что их сдувает ветром. Холодный ветер - единственное напоминание, что снежная буря всегда рядом. А так - красота. Сидеть за завтраком и рисовать. Омлет, каша, кофе... я фигею с кулинарных талантов партнера даже в походе. День тюленили, потому что тепло и хорошо, идти жарко, я рисовал по принципу "что вижу, то пою", учусь не делать рисунок грязным, выставлять свет и тени сразу, использовать меньше черного, оставлять белое. Партнер в этом походе все ломает, а у меня какая-то дурацкая травматичность. За руку укусил какой-то тварь и руку нехило так разнесло - в запястье двигать тяжело и больно. Переход оставили на вечер и ночь - прохладнее. Vongoiva-Muorravaarakka, около 15 км. На пути переправа через очень красивую реку. На другом берегу место, где можно развести огонь, грелись у костра, потому что солнце опустилось низко и похолодало сразу. Большую часть пути тропинка выглядела так, как будто по ней много лет никто не ходил, все заросло березовым кустарников, а в Лапландии медленно все растет очень, поэтому и ходят в нацпарке по оговоренным маршрутам и тропинкам, чтобы слишком природу не искажать. А тут реально как будто заброшенная. И бурелом. Я уже иду, в голову лезут мысли, что вот если делать засаду, то здесь было бы самое место. Сам над собой ржу. И тут партнер такой: "Прям место для орочьей засады" (это прикол про бурелом). Я с фейспалмом начинаю ржать вслух. Дежавю. Идем еще немного, тропинка пропала.
Поржали по поводу засады, немного прошли - нормальная тропинка, очень ясная и хорошо натоптанная, по которой видно, что народ ходит. Как будто снова перескочили из одного времени в другое. В Muorravaarakka дошли в час пятнадцать ночи. Температура опять, кажется, опустилась до нуля. И о эта радость - раздеваться и лезть в речку купаться. Зато потом хорошо. При этом я могу заставить себя в эту речку влезть и вымыться (партнер отпихивается всеми лапами от такого), но в палатке я надеваю на себя всю одежду, какая есть, и все равно мерзну, пока не засну. Почему-то если не двигаюсь и когда засыпаю, то мерзну. А пока двигаюсь, нет. Наконец, сформулировалось про это состояние. Состояние мерзнуть и засыпать, когда холодно, ощущается как очень знакомое и привычное. Это как раз про "снятся подвалы" - камень, сырость и пронизывающий холод. Не такой, чтобы совсем замерзнуть и не чувствовать, а такой, когда постоянно холодно и ощущение холода изнутри не отпускает.



















15.6. Утром снова солнышко высоко и тепло. В Muorravaarakka чинят у избушки крышу. Выходные и отпуска начались, из-за этого много народа. Лес сосновый светлый и сухой, но сидеть или стоять на месте сложно - муравьев тьма. Задолбаешься из штанов вытряхивать - только зазевался, уже очередной по ноге лезет. Крупные, красивые, черно-рыжие. Там, где место для костра открытое рядом с речкой, муравьев меньше. Сидим и наслаждаемся завтраком. Муравьям насыпали крошек и сахара. Деловые такие и прикольные они. Можно бы позагорать, но я сижу в куртке. В дополнение к прочим мелким повреждениям обгорели плечи и руки. Солнце сильное здесь. Из-за этого немного лихорадочное состояние и вспоминаю про это каждый раз, как рюкзак надевать. Рука все еще опухшая, но меньше уже. Muorravaarakka - Pirunportti - Paradiisikuru - Sarvioja. 10 км. У нас с партнером годовщина свадьбы. Решили отметить блинами в Райской долине. Ну почему бы и нет. Смеемся - с какого раза в этот раз найдем Чертовы врата - перевал и вход в долину. Эти врата порой сокрыты лучше, чем Гондолин с Нарготрондом. Правда, прошлые два раза мы их искали с другой стороны и один раз в дождь и туман, другой - в снегопад. И Райская долина была завалена снегом. А сейчас светит солнышко, жизнь прекрасна и найти Чертовы врата - вообще не проблема - перевал видно на горизонте. Я осознал, что зря я вчера весь день на обгоревших плечах таскал рюкзак. Сегодня это уже совершенно особое мазохистское удовольствие. Степень удовольствия и преодоления снижается тупо подложенным под спину свитером. Партнер по моей просьбе фотает меня в снегу и камнях, хотя сначала идея ему не нравится. Но мне надоело делать фотосеты с полумертвым телом и идея фотосета "я хочу мрачняк и жесть, но чтобы было видно, что мне вот прям хорошо и наслаждение". Как сделать счастливое лицо в снегу и камнях, при ледяном ветре и если только что разбил локоть. На практике познается, что дзен достижим. И мне реально хорошо. На самом деле в этот раз в Чертовых вратах и Райской долине почти совсем нет снега. Удивительно, какие разные года. В прошлый раз, когда мы тут были, снегом было завалено все. Заснеженный рай. В этот раз на рай похоже куда больше. Сидим, смотрим на озеро и весну. Жарим блины. Счастье. Я сломал ложкавилку в рюкзаке. Партнер сломал свою пару дней назад. Не зря говорят, что со временем супруги начинают напоминать друг друга. Поздно вечером уже переход к Sarvioja. Доходим к полуночи. Эта ночь теплее, чем прошлая.

























16.6. Сильно ветрено и из-за этого прохладно. Но солнечно. Sarvioja - Porttikoski - Lankojärvi. 25 км. Перед очередным подъемом полезли купаться. Радует, когда в речку хочется лезть, а не когда "больше помыться негде". Даже партнер искупался. Зато на перевал поднялись быстро, не жарко после речки. Сочиняется новая песня, в этот раз очередное "что вижу - то пою". Еще в одном месте на Porttikoski срезали тоже через перевал, поднялись по руслу ручья - куда удобнее, чем по лесу по кочкам. На второй перевал подниматься было жарче. Я: Чувствую себя лапландской собакой (они пушистые очень). Партнер: Чем-то средним между лапландской собакой и сибирской кошкой . Я: Если сибирской кошкой, то это хлопнуться лапами вверх и ждать, пока кто-нибудь возьмет на ручки и понесет. Что маловероятно. Партнер: Это если только орла ждать. Я: Вот еще. Гонять орлов из-за всякой ерунды. Орлов нет. А комаров уже много и поэтому в целом радует, что завтра последний день похода. Хотя все равно не хочется отсюда уходить. Первые три дня погода была очень холодная, зато потом - красота и без комаров. Вторая частая тема приколов, кроме подходящего места для орочьей засады (которое про бурелом), о том, что "Мордор изначально планировался здесь, но Саурон передумал, решив, что орки тут не выживут - их комары сожрут". Это партнер периодически прикалывается. По этой же причине я не люблю переход от Porttikoski до Lankojärvi вдоль реки Suomujoki. Слишком болотисто. И комарья полчища. Нелюбовь взаимна. На первом же километре я одной ногой провалился в болотную грязь по колено. К полуночи похолодало до +3 и комары временно закончились. Переход я не люблю по-прежнему. Но если выбирать время, то около полуночи - самое оптимальное, потому что при жаре и комарах это вообще ужас, а так ничего. Пришли к озеру Lankojärvi в между часом и двумя. И я вспомнил - почему еще не люблю это место. На берегу у костра сидели чехи, которым не спалось из-за белых ночей. Там целое озеро, но берег открытый и купаться нереально, чтобы никто не пырился. Обидно. Про чехов вспомнился прикол - в гостевой тетради Luiro была запись от чехов о том, как они поднялись на Sokosti - самую высокую сопку нацпарка - а поднявшись, обнаружили, что это не Sokosti. Интересно, куда они поднялись в итоге. На самом деле Sokosti маленькая - всего 718 м. Там подъем довольно крутой и каменистый и народ обычно ходит туда отдельно без рюкзаков из-за тяжелого подъема, но мы уже столько раз ходили через Sokosti с рюкзаками, что у нас теперь прикол "ну если что, то через Sokosti срежем". Там, правда, можно срезать. Засыпать - холодно. Просыпаться жарко. Солнце утром нагревает палатку. Зато спать хорошо. Птицы орут.





















17.6. У Lankojärvi слишком много народу, чехи треплются все время. Я не представляю, как можно столько болтать. На будущий год хочу в другой нацпарк - Muotka. Там мы за недельный поход никого вообще не встретили, а в Saariselkä - нацпарке им. Кекконена народу явно многовато. Но финны в походе хоть говорят мало. Кажется, я нашел своего внутреннего интраверта. Lankojärvi - Rautulampi - Kiilopää. 20 км. Посмотрели на останки сгоревшей избушки у озера Rautulampi. Народ говорит, что избушку сожгли две француженки зимой, слишком активно топили печку. Возвращаемся через сопки. Еще немного близкого неба. А потом пить сидр и наслаждаться горячим душем. Вроде бы 9 дней похода, но мне как-то мало. В следующий раз хочу снова краски с собой и дни на "тюленить в сопках".







P.S. Про огонь. Партнер обнаружил на пепелище оплавившиеся останки фотоаппарата. Хорошо, что живой никто не пострадал. Про огонь и пожары - странный год, когда у меня ничего не горит. Хотя нет. Факелы на "Нолдолантэ" удалось добыть. Но на этом огонь закончился.
На "Нолдолантэ" мы должны были сжечь корабли, но не успели - орки напали раньше и началась Битва-под-Звездами. Потом я своей волей сказал, что корабли сгорели, а, кажется, Тьелко дополнил, что "от балрога". Ну балрог там сильно рядом был, так что логично. Нужно же было как-то спасать канон)
Затем на Иванов день на Сеурасаари у нас по традиции должны были зажечь костер. Но Спасательная служба запретила из-за повышенной опасности пожаров. Впервые за 70 лет. Несмотря на то, что костер был устроен на помосте на воде. У меня было очень сильное искушение доплыть до этого помоста и поджечь этот костер, но ни зажигалки, ни спичек у нас не было. К тому же партнер сказал, что идея идиотская и спасатели успеют выловить раньше. Идея и правда была не слишком умная. Это я осознал на следующий день, прочитав новости о тушении двух пожаров в тех лесах, где мы любим гулять. Причиной пожаров были разведенные костры. Пожалуй, в незажигании костра на Сеурасаари у финских властей была здравая пропагандистская мысль - для праздника и настроения не обязательно что-то жечь. Лучше уж перебдеть и пусть живое живет.

@темы: Nyarna, Indemmo tië

---

Ариэн,  Дрофа в арабеске, ловит сны и видения с Той Стороны сплетением и игрой света и теней. Умеет не только увидеть, но и показать. Что получается? И почему так? Наверно, потому что невозможно иначе. Вперед и вверх, да.

29.06.2019 в 22:53

Пишет  Дрофа в арабеске:

Мне кажется, я разучилась говорить, записывать мысли связно, сосредотачиваться дольше, чем на миг. Похоже, что бесцеремонность, с которой камера врывается в чужое пространство почти невыносима. Иногда - наоборот. Без неё никак.  Airenyere Maitienaro Ruscafinne умеет и может так, что реальность почти искрится. А пленка ловит что-то, что всегда здесь, но надежно укрыто за тканью объективной реальности, которая в такие моменты стоит не больше, чем самая дешевая иллюзия -- настолько она становится зыбкой, впуская в себя пространство не-здесь.
Вперед и вверх, да?






































май 2019 пленка (которую залил дождь, потом она побывала в морозилке, а потом на жаре +32), цифра. При съемках никто из людей, нелюдей и камер не пострадал. без страховки не повторять

@темы: Nyarna, Indemmali

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Очередные стихи. Наверно, не надо писать стихи сразу после того, как написал про Альквалондэ. Стих из венка стихов, ключом песня  Suulen "Шторм".

И в полутьме долин, на темных островах,
Блуждая в темноте, идти на голос моря,
Не слыша ничего, лишь только крики горя,
Не видя ничего - от крови на руках.

И знать, что все уже, что словом не смогли.
Так страшно взгляд поднять до звезд меж облаками
И на краю земли увидеть только пламя,
Что солнце нам несет, встающее вдали.

Но наверху свет звезд и кто-то будет рядом,
И искра падает в ладони каплей света -
Они летят сквозь тьму для тех, кто ждет рассвета,
Рождаются они во время звездопада.

Наше лето контрастом.

@темы: Órenya quetë..., Indemmali

---

А еще у меня начался отпуск, вчера (по факту - сегодня) вернулся с работы домой после полуночи, зато завтра можно со спокойной душой в поход на север. Полторы недели до 19.6. буду практически без связи и вне доступа. Если будут вопросы по играм, отвечу, когда вернусь.

Ее Пушистость

Лисий храм, где живет много котиков. Одна японская пара на Новый год кормила там этих котиков. Захотелось это нарисовать. А сейчас - лишний повод вспомнить. Не самый худший способ встретить Новый год.

Котики в Лисьем храме

@темы: Indemmali, Indemmo tië

---

И снова "Седьмая эпоха" - про страх

И снова "Седьмая эпоха" - про страх.
"Здесь такое зовут любовь." (с)
Спасибо фотографу! Фотоальбом: vk.com/7epoxa?z=album-168802444_253967312
Еще одна история в картинках. Для меня про то, как я ни на мгновение не забывал, что из-за меня может пострадать кто-то еще.

картинки

история

На первой фотографии объясняемся с Амбаруссат, которые в очередной раз на меня обиделись за то, что чего-то им не рассказал из военных планов. Тельво мне сказал "ты знаешь, на кого ты похож сейчас?" и мне отозвалось, что он имеет в виду Моринготто, потому что я приказываю, а не объясняю. Потом к нам подошла "дочь полка" просто посидеть с нами на качелях, а потом еще переводчик, который на нашей стороне.
А потом пришел полковник, увидел нас и отозвал "дочь полка" поговорить. У меня в голове мысли о том, что если Враг что-нибудь попытается сделать с ребенком, чтобы узнать о наших планах, то я Врага убью прямо там, попытаюсь во всяком случае. Несмотря ни на что. Взгляд на последней фотографии отражает.
Хотя, справедливости ради, должен сказать, что к тому времени я мог бы уже понять, что ребенку он зла не причинит... Но было все равно страшно - а вдруг ошибаюсь.

Стих из венка стихов, ключом песня Суулы Эллэнно, , "Шторм". Как-то у меня сейчас в голове глюки перепутались и реальности и я сам уже не очень знаю - про что пишу.

Сомкнутся двери туч, скрыв горизонт за нами,
Сомкнется камень стен, а приговор судьбы
В бреду и наяву не даст огню забыть,
Что звездный свет теперь как пепел под ногами.

И там же на краю, пока не выйдет срок,
На перепутье войн, смертей на перепутье
За что отдашь себя, и что там - точно путь ли
Иль пустота и мрак и вечный тот порог,

Откуда шаг за грань? Не свет, осколки льда,
А дальше ничего и только тьма за гранью,
Слова теряют смысл и даже память ранит,
И звездная тропа истает без следа.

И мысль о том, что кто-то еще допишет про радость, потому что венок же.

@темы: Nyarna, Indemmali

---

Постепенно осознаю, что, кажется, в моей жизни случилось чудо - как будто то ли старый ржавый гвоздь из души вытащили, то ли кусок льда расплавился. Нереальное чувство какое-то. Спасибо.

---

Все еще "Седьмая эпоха" - история о ненависти

Это все надо вот так, отдельной историей, начиная с венца. Выражения лиц у всех такие говорящие...) даже у Мастеров)) Эпизод с "Седьмой эпохи" о том, как Враг показал мне мой же венец и рассказал про пленных. А я пытался Врага застрелить из человеческого оружия, что ему ожидаемо не понравилось. Поэтому потом была реанимация. Очень красивая.
Спасибо фотографу! Фотоальбом: vk.com/7epoxa?z=album-168802444_253967312
Про венец еще... На самом деле и венец, и идея были Китаны,  Kitana Hammer - о том, что Тьелпэ мне его хотел вернуть и поэтому взял с собой. А в итоге я этот венец увидел в руках у Врага, у него был вещественный повод для вопросов, у меня для молчания и догадок - откуда венец взялся. Все это сделало отличный эпизод и хороший такой кусок обвма на игре всем причастным. А потом я еще узнал - что венец работы Дины,  Mirdan - Нолофинвэ на будущей РИ: Митрим. Видимо, там и верну. Не этот, конечно. Но все равно забавная мозаика.
И по-прежнему - Враг мой,  Gallie спасибо тебе за все, в том числе за то, что крыша так и не встала на место после всего.

@темы: Nyarna, Indemmali

---

Noldolante

Суула Эллэнно, - Элленил нарисовал мой портрет. У меня нет достаточно слов, чтобы выразить благодарность за разделенное все. Поэтому просто спасибо тебе.
А Манвэ и Мелькора надо вместе)



А еще мы там пели и Элленил играл мне. За запись спасибо Jonny Dzhibladze. Морьо и Таурелотэ там очень трогательные. А через несколько минут после этой песни опустится Тьма, в Форменос придет Моринготто и все встанут защищать свой дом.
Да, это было буквально за несколько минут до того, как Мелькор пришел и устроил нам резню. Там еще во время другой песни был такой момент, что мы все чувствуем, что вот-вот что-то случится, я оглядываюсь и прерываюсь, Элленил мне: "Ты успеешь допеть".





Hellennë, estel

Тонкий луч коснется ладони,
на землю падают капли света,
когда на земле надежды нет и
когда не видно на небе покоя.
Cemenna lantar i silmo limbar,
hellennë, estel ve lindë.
Когда тропы не видно в тумане,
когда облака похожи на скалы,
падают звезды с неба, не раня,
каплями света, сколько осталось.
Nai tielyanna i eleni silar,
lómessë estel ve silmë.
Штормом изломано небо в агонии,
время срывается в вечность дыханием,
луч сквозь туман жизни касанием
тянется, бьется, дотронется.
Cemenna lantar i silmo limbar,
lómessë estel ve lindë.
Каплями света небо в ладони,
музыка, образ сквозь сердце - посланием,
тонким лучом, надежды касанием -
падает. Свет на ладони.
Nai tielyanna i eleni silar,
hellennë, estel ve silmë.

***
Перевод строчек припева:

Cemenna lantar i silmo limbar,
На землю падают капли звездного света,
hellennë, estel ve lindë.
замыслом неба, эстель, как песня.
Nai tielyanna i eleni silar,
Пусть звезды осветят твой путь,
lómessë estel ve silmë.
во тьме эстель, как звездный свет.
lómessë estel ve lindë.
во тьме эстель, как песня.
hellennë, estel ve silmë.
замыслом неба, эстель, как звездный свет.

Слово "hellennë" образовано из двух слов "hellë - небо" и "ennë - мысль, цель, замысел".

UPD про небо: hellë - это не только "небо", но в нем есть оттенок значения "мороз, холодный, ледяной". Helluin - название звезды Сириус, буквально "Синий лед". Кроме того, оно однокоренное с "elen - звезда". В общем когда я использую слово "hellennë", мне видится бескрайняя звездная вселенная, космос, ее суть, смысл и цель.
#нолдолантэ2019

@темы: Órenya quetë..., Nyarna, Indemmali, Indemmo tië, Lindë

---

... оно совсем глюк...

31.05.2019 в 10:14

Пишет  Suulen:

Длится миг от вдоха до забвенья. В тишине блуждает по камням звездный луч. Холодным бликом, сумрачным крылом коснется, тихим вплеском в лабиринте отражений, память сердца бережно храня, синий камень, брошенный под ноги. Неба высь светла и далека. Холод слов. Бессмертна память. На далёкий берег птичья стая принесет с собой на перьях лёгких весть о том, что ночь не навсегда

03.06.2019 в 12:46

И написался ответ:

На далёкий берег птичья стая весть о том, что ночь не навсегда, принесет с собой на крыльях ветра. Звон струны в безмолвии не смолкнет, на стене серебряные руны луч рисует, по камням вода временем стекает миг за мигом, вздох за вздохом. Кто-то будет петь. Может, ты. Ты знаешь, что услышан. Холод слов, осколков лед и пламя, где клинок слабее, чем живое - стихнет все, а песня будет жить.

@темы: Órenya quetë...

---

Noldolante - часть 2/2

Сборный пост про все, что написалось, про Noldolante - много картинок.
#нолдолантэ2019

Дальше - благодарности.

Благодарности

Спасибо всем причастным за игру! Игра была очень сильной, вынос крыши, глюки стаями, офигенные соигроки. Кажется, я отдал подготовке и этой игре очень много себя. И ни на мгновение не жалею, оно того стоило. Наш Форменос и Первый дом был домом и семьей. Стали, несмотря на все сложности перед игрой. Нолдор были настоящими нолдор - решительными, благородными и красивыми, у тэлери были песни, волшебство и душа моря. Поигралось со многими, анализ, отчет и адресные благодарности будут позже, когда вернусь домой и соберу мозг. Я приехал и упал спать, практически не раздевась. А еще в Хельсинки лететь. Постройка и разбор Форменоса, игра и очень-мало-спать в итоге вырубили. Да и подготовка тоже. Обустройство локации хорошо тем, что дом стал своим и было больно оставлять, когда был разрушен. Я благодарен всем, кто работал и был рядом за все наши сильные и яркие моменты. Настоящий дом был - в тех, кто рядом. На этой игре очень сильно было ощущение важности близких, семьи и друзей.
Огромное спасибо мастерам и игротехникам за то, что дали нам возможность воплотить эту историю и всю ее магию. Персональные благодарности от меня Мастеру Альквэ и Лестару, нашим Манвэ и Мелькору. Вы невероятные герои во всем, и в том числе с бессонной ночью и игрой до конца. Спасибо.

За фотографии ниже спасибо Jonny Dzhibladze

Альквалондэ. Отплываем.





Нолофинвэ и Феанаро объясняются в Тирионе после Клятвы.



"Ветер, он долетит" (с). Пою, Элленил, мой оруженосец, играет. Спасибо за то, что это все было и глюк воплотился.



Готовимся к походу в земли за морем. На нейтральной территории устроили с Финдекано тренировку-турнир и открываем ее.



Нильдо со знаменем. За вышитые знамена спасибо Холлен, очень надеюсь, что и второе с гербом где-то есть. Они прекрасны.



Как-то так получилось, что я сам на этой игре вообще почти не фотографировал, все мысли были о другом. всего несколько фоток.

Зажжом.



Красивая картинка про сборы на игру. Я ее все-таки в ночи дорисовал - звезду на щите. А  Хильдико_Вильнюс спасибо за вышивку на табарде. Реальность - иная.



Ну и семейные фотографии про наш офигенный Первый дом. За большинство фотографий спасибо  Suulen.
Вот еще раз скажу - какие же вы все классные! Через обвм очень ясно видно, что смысл игры у меня получился - про всех, кто был рядом. Всех люблю.

















Форменос и гости.









Ниже фотки про меня и Финдекано и про наш дружеский фехтовальный турнир с участием всех домов, организованный по договоренности с мастером. Организаторами выступали мы с Финдекано. Изначально планировалось, что все будет в Форменосе, но Форменос стоял в таких елках, что места было мало развернуться, не наткнувшись на ветки, поэтому договорились, что на поле за пределами Тириона - на нейтральной территории, так сказать.
Поскольку все мы, молодые и горячие, грезили походом в земли за морем, то возможность проверить свои боевые навыки, силу и ловкость очень кстати подвернулась.
Открывали турнир мы с Финдекано. Он у меня выиграл с небольшим перевесом. А потом пришел Морьо с вестью о том, что на Тьелкормо напал волк на охоте и мы пошли разбираться с этим, потому что если у кого-то из братьев беда, то остальное не имеет значения. Про волка - отдельная история, изложена в отчете.
В турнире в итоге победил Айканаро. Мы вернулись уже после, наладив дружеские отношения с волком, благодаря лингвистическим талантам Тьелко и музыкальным талантам Кано.
Вернувшись, уже просто помесились на "тупых" тренировочных мечах (отыгрывались мягким оружием), а потом мы с Финдарато взяли "настоящие" (отыгрывались тексталем).
Получилось отлично. Моя благодарность всем за поединки, особенно Финдекано, Лаурэндилю и Финдарато. Во Втором и Третьем домах были настоящие мастера меча и тренироваться с вами было честью и радостью. Спасибо. Уходил я оттуда с чувством, что "мне бы еще часок, но дома ждут". Феанаро спасибо, что отпустил и даже поддержал идею с тренировкой.
За фотографии спасибо  Suulen.

















Разговор с леди Араиндэ.



Валар:

Слева направо: Манвэ, Намо, Оромэ, Варда



Несса и Эстэ



Эонвэ, Вайрэ, Эстэ (за Эстэ идет Намо)



Эонвэ (за ним Вайрэ), Намо, Эстэ



Манвэ





Для меня Noldolante закончилась восходом солнца, который я встречал на скале. В реальности небо было в облаках, но вид на небо и на поле был волшебный и вообще финал красивый. А по возвращении в лагерь около семи утра было счастьем обнаружить братьев и ближних не спящими после бессонной ночи, а ждущими, и сидеть всем вместе у костра. Спасибо вам за этот трогательный и теплый момент, вы очень-очень классные! И спасибо за то, что дотащили мой шлем и щит!
Лестару - Моринготто, Elza Finogenova и Альквэ - Майрону в двух лицах, сначала на переговорах, а потом в допросной, и игротехам спасибо за крышесносный отыгрыш переговоров и Ангамандо. А Альквэ еще и за фотографии.
 Suulen - Элленилу, спасибо за разделенный путь, историю и глюки.
Это было страшно, но эпично и красиво. Фотографии отражают.













Рассвет. Наш волшебный полигон. Вид на это поле открывался со "скалы".



Братья и ближние меня дождались обратно)

@темы: Nyarna, Indemmali

---

Noldolante - часть 1/2

Сборный пост про все, что написалось, про Noldolante - много текста.
#нолдолантэ2019

Собирался написать благодарности соигрокам, но стал вспоминать все и написалось обвм по игре - абсолютно и полностью художественный текст "как оно мне увиделось в моей голове". Со всем пафосом и кактусом. Вторая игра по Арде за сезон, когда пишется такое. Игромагия, не иначе.

Под катом - длинная обвм-простыня "Нолдолантэ глазами Майтимо".

«Нельяфинвэ, сын Феанаро». Перед Валар это звучит именно так. И звезды свидетели. Потому что сейчас мы нужны отцу. Если не мы, то кто будет рядом? На том поле я чувствую каждого из братьев, каждый – как теплый огонек. И отец с мамой. Она тоже идет с нами. Они такие красивые вместе с отцом.

Наш новый дом на севере. Сухой и прохладный воздух. Хвоя под ногами и ветви елей, делающие все немного сумрачным. Но у нас много света и наш дом становится домом света. Огни видны издалека. Это счастье - работать рядом с братьями, создавать то, что станет домом. Менять судьбу, превращая изгнание в то, что будет построено нашей волей.

В этот вечер у тэлери праздник и леди Араиндэ приглашает и нас тоже. Как так получилось, что даже такая простая вещь, как приглашение на праздник, теперь стала такой сложной? Можем ли мы пойти? Можем ли мы согласиться? Или лучше не ходить? Нас изгнали из Тириона, но не из Альквалондэ. Не нас… отца. Но и нам туда больше незачем. В Тирион. А в Альквалондэ… там ждет Элленил – наполовину нолдо, наполовину тэлеро. Я думаю, что он тоже будет рад, если мы придем. Пытаюсь уговорить братьев. Отец не против. В итоге идем Кано, Морьо, Нильдо и я. Кано и сам хотел пойти, обещал спеть там.

По пути мы говорим с Кано о том, как приходят и рождаются песни. У него в мыслях есть одна новая… от нее исходит теплый золотистый свет, похожий на свет Лаурелин. Даже я его чувствую, когда Кано тихо напевает. По пути встречаем Элленила и он возвращается с нами в Альквалондэ.

В Альквалондэ рады нам. Леди Араиндэ зовет к огню и угощает вином. И звучат песни. Они грустные, но, оказывается, с нашим приходом стали чуть веселее. И от этого радостно. Под одну из песен, которую поют Кано и Элленил, гости даже поднимаются танцевать. Леди Араиндэ танцует с Намо и от них невозможно глаз оторвать. Потом я слушаю и хочется, чтобы песни не заканчивались. Вздрагиваю, когда Араиндэ просит и меня спеть. Я не ожидал.

Airenyérë lindë falmo…
Песня волны, волны и печали, трогает душу вновь:
Корабли оставляют белеющий берег, идут вослед облакам…
…
Туман протянулся на сотни лиг - как долго будем в пути?
Ветер однажды вернется домой, ветер... он долетит.

Когда мы уже собираемся уходить и прощаемся с леди Араиндэ, я вижу, что она замерзла, и отдаю свой плащ. Мы говорим о надежде на примирение среди нолдор. В этот вечер почему-то было слишком много грустных предчувствий и мне хочется отогнать эту тень. Если смотреть в глаза Араиндэ, то там звезды, море и музыка. Печаль уходит. Она обещает, что тэлери будут учить нас строить корабли, если мы хотим идти в земли за морем.

На обратном пути говорим с Элленилом про дом – о том, где он. Я думаю о том, что мой дом там – где мои родные и близкие.

Подходя к Форменосу, встречаем Близнецов, которым не спится - вышли посмотреть на туман. Туман лежит на траве, а на небе алые отсветы – иногда свет Древ ложится очень причудливо, давая невероятные оттенки облакам.

***

Утром свет Лаурелин горит на листьях теплыми бликами. Куруфинвэ с дедом работают в мастерской. Это счастье – спокойно завтракать, перебрасываясь парой слов с братьями и ближними. В этот момент я абсолютно и безусловно счастлив.

Позже приходит гонец, объявляющий, что к нам идут с визитом «государь Нолофинвэ» с сыновьями и родичами. Государь? Я вижу, как меняется лицо у отца, когда мы пересказываем ему послание. Как небо перед грозой.

Гостей много. Встречать выходит мама и мы. Отец остается в мастерской. И я могу его понять. Приглашаем гостей за стол. Я очень рад видеть Финдекано, несмотря ни на что. Не надеялся уже, что он придет, а он вот, пришел. И такой, как обычно – прямой, открытый, с улыбкой и новыми идеями. Они с Турукано хотят увидеть Сильмарилли. Я обещаю спросить у отца. Что-то он скажет… особенно учитывая все это… с «государем Нолофинвэ». Все же иду в мастерскую. Отец говорит, что покажет Камни. И я в очередной раз восхищаюсь его выдержкой – ни тени раздражения, лишь спокойствие и сосредоточенность Мастера. Он показывает не только Сильмарилли, но и другие свои изобретения и какое-то время мы увлечены только этими рукотворными чудесами. На миг все так, как было до размолвки между Домами, глаза у отца горят, когда он рассказывает о свойствах новых кристаллов и стекол, с помощью которых можно видеть ближе или дальше. Показываю гостям Палантиры.

Потом мы с Финдекано обсуждаем планы похода в земли за морем и он в очередной раз оправдывает свое прозвище – Отважный – готов идти хоть до края света. Нолофинвэ от идеи похода не в восторге, но сыновья у него настроены решительно. Раз уж обсуждаем планы похода, то неплохо бы проверить – как мы готовы. И чем сможем ответить тем опасностям и тварям, что ждут нас за морем. Возникает идея устроить дружескую тренировку – турнир на затупленных мечах. Чем не повод проверить свою силу, ловкость, да и решимость тоже. Заодно и встретиться… сколько можно сидеть каждый в своем углу. Тем более, что теперь даже государь Ингвэ открыто ходит с мечом – говорит, что если с добрыми намерениями, то можно.

Поскольку в Тирион нам хода нет, а в Форменосе нет подходящего места – чтобы всем развернуться, договариваемся собраться за пределами Тириона – на нейтральной территории.

И снова я иду говорить с отцом. И он снова разрешает. Ведь тренировка - для похода в те земли, где мастерство меча нам не лишним будет.

Я вижу, что отца что-то гнетет. Говорим о походе и воле Валар. Огонь такой силы, каким горит душа Феанаро, невозможно ограничить и удержать стенами на севере. Мы уйдем отсюда. Он поведет нас и мы пойдем за ним. Хоть до края света.

Отец так и не вышел поговорить с братом. И это еще одна причина тени в его глазах. Выхожу из мастерской и прошу Нолофинвэ уделить мне время для разговора. Спрашиваю прямо, без лишних предисловий – что все это значит про «государя Нолофинвэ». И уже по реакции и взгляду вижу, что для него это не менее чудовищная нелепость, чем для всех нас. «А, так вот почему он такой…» На лице дяди понимание - почему брат даже навстречу ему не вышел. Недоразумение. Вестник, видимо, просто оговорился. Дядя говорит о том, что государь у нолдор один - государь Финвэ и что он безоговорочно признает первенство старшего. Когда гости уже собираются уходить, я вижу, как Нолофинвэ и отец идут рядом и разговаривают. Спокойно. Кажется, они объяснились. И кажется, что с моей души свалился тяжелый груз – я даже не замечал, насколько тяжелый и насколько сковывало напряжение.

Нильдо хочет идти учиться лекарскому искусству. Я не хочу, чтобы он шел учиться у Валар. В доме Нолофинвэ есть целители и я говорю, что Нильдо может пойти к ним.

Потом мы с Элленилом вешаем знамена, а Амбаруссат приходят поговорить о том, что их тревожит – речи валы Мелькора. Мелькор исчез и теперь мы лучше понимаем, что именно его слова и действия были во многом причиной разлада между Домами, но недавнее недоразумение с «государем Нолофинвэ» как нельзя лучше показывает, что мы и сами умеем и что достаточно малого, чтобы поколебать шаткое равновесие. И да, истина в том, что Мелькор не лгал напрямую, а выискивал в душе у каждого то, что можно вывернуть, истолковать и понять в худшую сторону. Это опаснее, чем прямая ложь. Эти мысли вертятся в голове и тогда, когда идем на тренировку.

До тренировки еще приходит Лауретинвэ. Показывает, что изобрел новый щит – меньше тех, какие мы использовали до сих пор, но и легче. Интересно попробовать и что-то в этом его изобретении есть.

Мы с Финдекано открываем турнир, раз уж мы все это затеяли. Это абсолютное счастье движения, точности и азарта. Финдекано побеждает с небольшим перевесом. Куруфинвэ сражается с Элленилом – быстрые, ловкие и очень красивые, как будто танцуют. Я думаю, что надо поправить в собственной стратегии, когда представится шанс продолжить, но прибегает Морьо – на Тьелко напал волк. На охоте. Со спины. Морьо успевает сообщить, что Кано уже вылечил брата, поэтому большой спешки нет. Но Тьелко и Амбаруссат собираются идти искать волка, потому что такого зверя нельзя просто так оставлять – может напасть на кого-то еще. Надо выяснить – в чем причина. Я не могу дать братьям в одиночестве идти искать этого волка, особенно после того, что произошло. Да, они уже взрослые и я доверяю, что они справятся. Но знаю, что все равно сердце будет не на месте, если останусь. Поэтому прошу у Финдекано прощения и обещаю вернуться, как только разберемся – что там с волком не так.

Я не думал, что пойду разговаривать с Валар, но с волком нам нужна помощь – чтобы найти его. Поэтому идем говорить к владыкам – Манвэ и Варде. В чертогах Манвэ и Варды звучит музыка и на их лицах знакомый свет. У Манвэ его теплая улыбка. Братья забыли снять оружие и я прошу прощения за всех – за нашу невежливость, объясняя, что мы собрались искать волка и поэтому с оружием. Мне жаль, что случилось много такого, чего не должно было случиться. Жаль того времени, когда мы чаще и с радостью приходили к Валар, а не только тогда, когда беда вынудит. Но я не могу забыть того, что они изгнали отца. Несправедливо изгнали, ничего не сделав с главным виновником. Сейчас об этом думать смысла нет. Валар рассказывают, что, видимо, волк был ранен и потому ведет себя так. Если он страдает, то тем более надо его найти. Еще узнаем, что волк боится вооруженных луками – видимо, из лука и был ранен. Перед нашим уходом Манвэ чинит Близнецам сломанный лук. Потом идем к Йаванне и Оромэ, а затем выслеживать зверя. Когда видим волка, Тьелко идет впереди, мы ждем неподалеку – на случай, если будет нужна помощь. Зверь явно настороже и не сразу соглашается говорить. Но в итоге у Тьелко получается. А потом он по одному зовет нас. И вот мы все уже сидим и разговариваем с волком. Вернее, разговаривает Тьелко и нам переводит. Не могу не восхищаться братом – его храбростью и талантами. Узнаем, что волк потерял брата, которого застрелили из лука у него на глазах, и потому теперь недоверчив. У Тьелко был с собой лук, поэтому волк напал. Не могу отделаться от мысли, что если это будет хоть как-то зависеть от Тьелко, то этот волк будет теперь жить долго и счастливо… и как бы у нас не появился еще один зверь, кроме Хуана. Похоже, братья думают о том же.

А потом волк просит Макалаурэ спеть. И Макалаурэ поет. По-волчьи. Я бы никогда не подумал, что даже так он может петь красиво. Теперь знаю, что может.

Все то время, пока мы разговариваем с волком, Оромэ стоит неподалеку, опираясь на свой лук. Заботится, чтобы ничего плохого не случилось.

По пути обратно на турнир нам попадается Лауретинвэ, который, услышав волчий вой, поспешил на помощь. Кано с непроницаемым выражением лица объясняет, что это он выл. И что если кто-то услышит вой в пределах Форменоса, то не надо сразу бросаться с оружием. Волк собирается прийти в гости и Макалаурэ обещал ему спеть снова.

Турнир закончился. Победил Айканаро. Но мы сражаемся просто уже исключительно ради мастерства и удовольствия. Я сражаюсь с Финдекано, Лаурэндилем и Артафиндэ. Они делятся секретами своего мастерства. Потом мы с Артафиндэ берем настоящие мечи, не учебные. Музыка стали и радость движения. В том, что мы делаем, гармония и точность мастерства. Для меня честь и счастье тренироваться с мастерами. И не хочется уходить, но дома ждут.

Дома я иду в мастерскую к отцу, рассказываю про тренировку. Ему уже рассказали про приключения с волком. А еще Амбаруссат успели сходить с тэлери в море и наловить жемчуга. Мама показывает добытые ими черные жемчужины.

Я вместе с мамой готовлю ужин – злаки и добытую Тьелко и Близнецами на охоте птицу. И снова это чувство счастья – когда все вместе сидят за столом, текут

неспешные разговоры… и все хорошо. Мы празднуем помолвку Морьо и Таурелотэ. Наконец-то они решились объявить об этом.

Собираемся пить чай, когда всех охватывает необъяснимая тревога. Кто-то идет. Вала Мелькор. Он хочет поговорить с отцом. Неожиданно. Рассказывает о своей дружбе и симпатии, сочувствует, что Валар несправедливо обошлись с нами… предостерегает, что они желают получить Сильмарилли, и что-то такое мелькает у него в глазах… Отец видит это яснее всех прочих и велит Мелькору убираться. И снова у того в глазах мелькает что-то перед тем, как он разворачивается и уходит. «Я всего лишь хотел помочь и предупредить». А через мгновение приходят видения. Страшнее всего становится, когда мама начинает плакать и ее взгляд наполняется страхом. Кажется, что все обезумели. У Финвэ такое лицо, как будто он тоже увидел что-то ужасное. Потом видения приходят и ко мне. Близкая смерть. Но я не вижу – чья. Какая смерть в Валиноре? Чертоги Мандоса – вот же они… недалеко совсем… Я стряхиваю видения. Страшна не смерть, страшно расставание с близкими. А значит сейчас надо держаться и держать их. Это дает мне силы, когда Нильдо срывается и бежит куда-то. Потом куда-то бежит юный Айвэ. Элленил. Я и братья пытаемся останавливать каждого обезумевшего. Искать слова. Каждый, кто приходит в себя, ищет слова для других. Серебряный цветок. Радость. Родство. Любовь. И свет. А потом отец приносит Камни. Их свет смывает остатки видений и тревог. Но мы знаем, что самый сильный свет, который поможет справиться со страхом, бедами и Тьмой – внутри нас, в сердце у каждого. Кано говорит об этом вслух. Он всегда умеет найти правильные слова. Он всегда чувствует - как звучит каждый из нас.

Мы успеваем обменяться парой слов с отцом. Спрашиваю его про видения. Он говорит, что смог победить их. «Я тоже смог». Он кладет руки мне на плечи. Его доверие и наша семья – самое ценное, что у меня есть. «Я пойду за тобой куда угодно. мы все пойдем». Думаю, он и так это знает. Но мне нужно сказать это вслух.

Мы пытаемся петь, разговаривать, но вечер тревожен. А потом мама видит меч Элленила и просит посмотреть. Я показываю, спросив разрешения. Она просит показать – как держать оружие. Почему-то Элленил вмешивается и просит меня не делать этого. Я не понимаю – в чем беда. Мама ходила с нами в походы. Решительности, ловкости и силы ей не занимать. Она объясняет, что не хочет быть беззащитной. Да, именно так. Я тоже не хочу, чтобы кто-то из моей семьи был беззащитен. Я хотел бы защитить их всех, но вместе с тем я знаю, как важно – уметь защитить себя. И хочу, чтобы они умели. От любой опасности – от той, от которой можно защититься мечом, и от той, от которой может защитить огонь в сердце. Поэтому я отдаю Элленилу его меч, беру свой, мы с мамой встаем, отходим на открытое место и я показываю ей движения, держа ее руку с мечом в своей. У нее все получается естественно и я снова думаю о том, какая же она красивая и как изящно двигается. Кажется, у нее получается все, за что бы она ни взялась. Потом мы возвращаемся к столу. Все хорошо.

К нам приходят гонцы звать на Праздник Единения в Тирионе. Валар решили устроить праздник… не слишком ли много праздников за последнее время?.. Нас больше

интересует – знаю ли они, что Мелькор вернулся. И, по нашему мнению, надо не праздновать, а действовать. Но они празднуют. Потом является Эонвэ. С тем же самым. И снова зовет всех. Отец был изгнан из Тириона и не может там появляться. Уж кому-кому, а Эонвэ должно быть об этом известно. Гонец Манвэ объявляет, что приговор отменен, изгнание окончено и что Валар готовы объявить об этом во всеуслышание. Но нам больше не нужен Тирион. Если кому-то надо, пусть приходят сюда, в Форменос. Отец не собирается никуда идти. Не собираемся и мы. Когда Эонвэ является снова, просьба сменяется приказом. Теперь Валар приказывают отцу явиться. С ним идет мама и Куруфинвэ. Макалаурэ еще раньше ушел, когда его позвал Намо. А мы остаемся позаботиться о нашем доме. Сидим у огня и поем песни, чтобы разогнать наползающие тени.

Тонкий луч коснется ладони,
на землю падают капли света,
когда на земле надежды нет и
когда не видно на небе покоя.
Cemenna lantar i silmo limbar,
hellennë, estel ve lindë.

Сейчас я не хочу, чтобы кто-либо оставался один, поэтому иду искать Финвэ, зову его из мастерской к огню.

Когда приходят Тьма и черный ужас, мы вместе встаем навстречу им. Наш Король ведет нас. Наш дом защищают все. Даже мальчишка Айвэ выходит вперед, вооруженный кинжалом - для меча он слишком юн еще. Падающие на нас заклятия – ужас, отчаяние, боль и бессилие, Тьма и гибель. Враг знает, куда бить, наши воины падают один за другим. Но поднимаются снова. Какой-то необъяснимой силой, опираясь на мечи, опираясь на руку, опираясь на колено, на деревья и камни, опираясь друг на друга. Не падает только Король. Он стоит против Вала так же непоколебимо, как стоял бы против любой опасности. И мы готовы встать рядом и защищать его, даже если придется ползти. Позже я не могу вспомнить – сколько раз падал под заклятием и от ран, потом приходил в себя и снова пытался встать. Как любой из нас. Урывками я помню, что слышал, как Враг разговаривает с Макалаурэ… брат лежал на земле… он же ушел к Намо, должен был быть не здесь... Я видел, как полз вперед Тьелко и Амбаруссат, как стоял против Врага Финвэ. Я не видел, как погиб наш Король, я был без сознания. В очередной раз очнулся в темноте, из ран в горле и на груди и из рассеченной скулы текла кровь. Помню, как полз в темноте, почти не мог ни говорить, ни кричать – чтобы узнать, что с остальными. Помню, как мы наткнулись друг на друга с Тьелко, а потом на бесчувственного Макалаурэ. Я пытался звать его, но не мог докричаться силой фэа. Как мы с Тьелко и Морьо пытались перетащить Кано ближе к остальным. Я ориентировался на белую рубаху лежащего на земле Элленила – в темноте она казалась очень яркой. Как и кровь на ней. У нас был лишь один целитель. Нильдо лечил всех. Первыми тех, чьи раны были особенно тяжелы. Лечил, отдавая себя и свои силы, сражался за каждого. Наш бой был окончен и мы его проиграли - наш Король погиб. Но наш целитель шаг за шагом выигрывал свой бой, отбирая у смерти одного за другим. Позже, когда лечили уже его, я услышал, что если бы он так сделал в землях за морем, то погиб бы, отдав все силы.

Я не помню, кто сказал мне о том, что наш Король погиб. Я слышал плачь, крики Амбаруссат, что надо перенести его с порога. Сам я не мог плакать. Кажется, я ответил, что ему мы уже не можем помочь, но должны помочь живым. Сказал, что сначала надо помочь всем раненым, а потом уже все остальное. Мне самому показалось, что мой голос звучит как неживой. Потом братья перенесли Финвэ к огню. Нужно было идти в Тирион – сказать отцу. Мы так и не смогли вернуть в сознание Макалаурэ. Нужно было искать помощи. Когда я с Морьо и Элленилом собирались идти в Тирион, среди ветвей мы увидели огни. Отец с мамой возвращались. Мы кинулись им навстречу. А потом отец бежал, не разбирая дороги. И плакал над телом своего погибшего отца.

С отцом и мамой пришел кто-то из Тириона, я не помню – кто. Они рассказали о том, что какая-то тварь, пришедшая с Врагом, убила Древа. Наступившая Тьма больше не удивляла. Звучали слова о том, что надо устроить прощание с Королем. В Тирионе. Отец поднял голову и сказал, что все, кто хотят проститься, придут сюда. Я должен был отнести весть. Со мной пошли Кано, Морьо и Элленил. Кано пришел в себя, когда услышал голос отца. А Морьо… Морьо был рядом как всегда - спокойный, молчаливый и надежный как скала. И Элленил. Тоже рядом. Как всегда.

Путь в Тирион я помню как в тумане. Мне казалось, что я вижу окружающий мир через лед, который намерзает в горах под холодным ветром. И этим же льдом было сковано сердце. В Тирионе я говорил спокойно. Не было никаких чувств, голос звучал ровно. Я просто делал то, что нужно было делать. Нолофинвэ и Арафинвэ поднялись сразу. Они уже знали о гибели Короля. Все были в сборе. Не было причин для задержек. На пути в Форменос Нолофинвэ попросил рассказать кратко о том, что случилось. Я постарался кратко. А потом он начал расспрашивать – что с Феанаро и как он отреагировал на смерть Финвэ. Я говорил какие-то вежливые слова о скорби и о том, что Феанаро очень любил отца, но Нолофинвэ настаивал на прямом ответе, спрашивая – в ярости ли его брат или в безумии и что он делал.

- Он плакал. - Мой ответ прозвучал более резко и холодно, чем я намеревался. В нем был тот холод, что все еще не отпускал изнутри. – Это достаточно прямой ответ?
- Да. – Голос Нолофинвэ был тихим и он отступил на шаг.

Остаток пути я шел один впереди, чтобы предупредить своих, что следом идут те, кто хотят попрощаться с Королем.

Они прощались, подходя по одному. Кто-то говорил прощальные слова, кто-то подходил молча. Огонь отбрасывал блики на лица и казалось, что в глазах вспыхивает пламя. Потом мы подняли тело и отнесли в мастерскую. Большую часть времени Финвэ проводил там.

В какой-то момент мы обнаружили, что Враг унес из мастерской Сильмарилли и все кристаллы, что давали свет.

После прощания с Королем ни у кого не было сомнений – что делать дальше: догнать Врага, отомстить за смерть Короля и вернуть украденное. Сборы не были долгими. Когда мы шли в Тирион, пошел дождь, но и он не мог погасить горевших во тьме факелов.

В Тирионе отец говорил перед всеми и его слова зажигали огонь в глазах и в сердцах. Тогда он назвал Мелькора Черным Врагом – Моринготто. Говорил о походе и о войне. И тогда же он произнес Клятву, которую мы с братьями повторили.

Будь он враг или друг, запятнан или чист,
Порождение Моргота или Светлого Вала,
Эльда или Майа или Пришедший следом,
Человек, еще не рожденный в Средиземьи,
Ни закон, ни любовь, ни союз мечей,
Страх или опасность, или сама судьба,
Не защитят от Феанора или его родичей того,
Кто бы ни спрятал или сохранил или взял в ладонь,
Найдя, сберег или прочь выбросил
Сильмарил. Так клянемся мы все:
Смерть принесем мы ему прежде конца Дней,
Горе до самого скончания мира.
Слово наше слышишь ты,
Эру Всеотец! В вечнодлящуюся Тьму
Ввергни нас, если дела не совершим.
На святой вершине услышьте и засвидетельствуйте,
И нашу клятву запомните, Манвэ и Варда!

Клятва вызывает много разговоров. Как и планы похода. Громче всех говорит Артанис. О том, что в поход она готова идти, но что не пойдет за Феанаро. Я смотрю на нее и не понимаю – зачем ей сейчас этот спор… как будто сейчас время – меряться кто за кем пойдет, когда на всех обрушилась общая беда. А может быть, это моя собственная боль не дает мне вслушаться в чужие слова.

Нолофинвэ клянется, что пойдет за своим старшим братом и Королем.

Когда мы уже собираемся выступать, то, проходя мимо Финдекано, я говорю ему, что мы даже представить себе не могли – с чем столкнемся и что это хуже любых тварей, о которых мы думали.

Горечь из-за бессилия и из-за того, что мы не смогли защитить своего Короля не оставляет. Впрочем, если не остается ничего другого, то остается следовать за отцом - новым Королем и хотя бы отомстить.

Другого пути, кроме Альквалондэ, нет. Там отец говорит с Ольвэ. Просит дать нам корабли, чтобы переправиться через пролив. То, что отвечает Ольвэ… он говорит, что мы должны просить разрешения у Валар. Что он несет? С каких пор Валар стали запрещать нам покинуть эти земли? Потом говорит про шторм.

Мы говорим с Ольвэ, с другими тэлери, с Араиндэ… уходим и возвращаемся снова… и снова говорим, просим понять нашу беду и прийти на помощь. А они рассказывают о том, что готовы учить нас строить корабли, но не готовы дать корабли на время… даже с собственными моряками. Строить… как будто у нас есть время. Все обещания дружбы и помощи оказались лишь словами. Корабли им дороже, чем наше горе или месть. Я пытаюсь поймать взгляд леди Араиндэ… теперь он другой. Теперь там только сожаление.

А потом отец просто идет к кораблям. И получает удар в грудь копьем от одного из тэлери. Пути назад больше нет. Сначала я пытаюсь идти вперед, лишь тесня моряков щитом, но у них мечи и копья. Тэлери не готовы отступать, наоборот. И тогда остается только одна цель – с отцом и Кано, у которых тоже есть щиты, пробиваться к кораблям и проложить путь другим – тем, что без щитов и доспехов. Я не останавливаюсь посмотреть – куда ложатся удары, раню я или убиваю. Не успеваю ни остановиться, ни оглянуться. Целители потом разберутся.

Невозможно поверить, когда все кончено. На пристани убитые и раненые. Кто-то почти сбивает меня с ног со спины. Я вижу, что это Нолофинвэ, который следом почти сбивает с ног отца. Я хватаю его за руку, пытаясь удержать, но он ничего не хочет слышать. Даже того, что один из тэлери первым ударил отца. Кажется, только у мамы получается всех успокоить.

Потом я вижу Финдекано. «Страшную клятву произнес твой отец и, кажется, это ее первые плоды». Слова друга звучат как приговор. Кое-как мы пытаемся отплыть с тем, чтобы продвигаться вдоль берега. У нас нет времени помогать раненым тэлери. Не хотим, чтобы нас остановили.

Сначала первыми идут Близнецы, потому что они учились… у тэлери. Тех, которые остались лежать на камнях Лебединой Гавани. Элленил протягивает мне карту. Бумага пропиталась кровью. Наши руки тоже в крови. Карту он взял у девы, которую убил случайно. Он говорит, что леди Араиндэ тоже убита. Я не знаю – что он чувствует. Вернее, знаю. Но сейчас нельзя думать об этом. В море слишком много опасностей… а он тэлеро, пусть наполовину, но знает эти воды и море лучше нас всех. Значит, мы должны идти впереди. Я знаю, что не должен просить об этом, и знаю, что попрошу все равно. Но мне не приходится. Он сам понимает. Так наш корабль становится флагманским. Благодаря искусству Элленила, мы обходим те скалы и мели, которые грозили бы гибелью любому из нолдор. Волны, ветер над морем и крики чаек шлют нам свои проклятия и мне слышится, что среди морских голосов звучит песня леди Араиндэ.

Земли за морем суровы. Мы едва успеваем сойти на сушу и немного отойти вглубь. Не успеваем даже разбить лагерь, когда на нас набрасываются твари. Некоторые из них – живой огонь. От этого огня вспыхивают паруса кораблей и занимается дерево. Мы сражаемся, отец впереди и в конце концов твари бегут. Но отец падает израненный. Не уходи! Мне хочется кричать, но я лишь молча держу его за руку. Даже тогда, когда он обращается в пламя. Но не удержать…

И снова нет слез. А потом рядом оседает мама. Не уходи!

«Я нужна ему. Ты же знаешь, как его там встретят.» Она говорит это очень тихо. А мне нечего возразить. Они уходят вместе.

Последней волей отца были слова о том, чтобы мы поклялись снова. «Помогайте,» - я говорю это братьям, заставляя их вспоминать слова. И мы поднимаем мечи и повторяем Клятву, сбиваясь, кто-то через слезы и срывающимся голосом. Но мы повторяем ее. В руке я сжимаю венец, который отец отдал мне. Их больше нет. Остались только мы. И Клятва, которую мы должны исполнить. И нет пути назад. Лишь горящие остовы белых кораблей. Из-за огня кажется, что они окрашены кровью.

Потом мы идем вперед. И едва успеваем остановиться на привал, как приходит посланник. Он говорит, что пришел от хозяина здешних земель.

«Разве у здешних земель есть хозяин?»

Не так уж сложно разобраться, что речь идет о Моринготто. Посланник называет себя Майрон и говорит, что его хозяин не хочет войны и готов на переговоры с нами, а в знак своих благих намерений обещает вернуть один из Камней. У нас нет никаких причин верить ему. Но я понимаю, что не могу отвергнуть предложение. Я поклялся. И не могу отказаться даже от одного из Сильмариллей. Тем не менее я настаиваю, что пойду куда-либо, только если хозяин Майрона пообещает отдать все Камни. Майя просит дать ему немного времени. То, что с ним происходит, похоже на осанвэ, но он явно испытывает сильную боль. Потом он поднимает голову и говорит, что его хозяин пообещал и отдаст Камни. Братья отговаривают. И я напоминаю им о Клятве.

«Ты остаешься за старшего». Макалаурэ кивает. Венец отца в руках у Нильдо – я еще раньше отдал его целителю, чтобы подержал, пока я разговариваю с майя. Обещаю скоро вернуться. Майрон говорит, что идти недалеко. Да и переговоры не должны занять много времени. Элленил идет со мной. Мне следовало бы пойти одному. А еще лучше – совсем не ходить, вспомнив всю ложь, что уже говорил Моринготто. Но Клятва не дает мыслить ясно. Единственное, о чем я могу думать – что сейчас у меня есть возможность исполнить ее и получить Камни.

Вместо переговоров нас ждет засада.

***

Собственную боль терпеть легче, чем чужую. И я сдаю позиции шаг за шагом. Сначала имя Элленила. Потом признание в том, что я убийца, рассказ о резне в Альквалондэ… Потому что они не стоят его жизни и боли. И вместе с тем я знаю, что мои уступки бессмысленны, потому что рано или поздно Враг задаст вопрос, на который я не смогу ответить, и будет тот рубеж, дальше которого нельзя отступить И все равно… до тех пор, пока есть возможность выбирать… они не стоят…

Мой оруженосец держится лучше меня. Молчит там, где у меня не получается молчать. А потом и мне остается только молчать. Или отвечать то, что Врагу не понравится. Или орать. Богатый выбор, учитывая ситуацию.

«У меня нет для тебя другого имени, кроме Моринготто. И другого ты не услышишь.»

До него не сразу доходит, что я и правда не стану служить ему. Что бы он ни делал. Ошейник не дает нормально дышать. Почему-то это еще хуже, чем удары.

А потом они приводят деву из местных… синдар. Она чем-то неуловимо похожа на леди Араиндэ и как будто не в себе или под воздействием чужой воли. В конце концов Моринготто приковывает ее рядом со мной – «чтобы заботилась». Когда возвращают в сознание в очередной раз, я вижу, что дева мертва – задушила себя цепью, которой была прикована. После этого мой ошейник не имеет никакого значения. Вообще ничто из того, что происходит со мной, не имеет значения.

Боль.
Я чувствую на плечах руки отца и вижу его горящий взгляд, когда он говорит о том, что мы можем совершить.
Боль.
Поет Макалаурэ и льется теплый золотой свет его песни.
Боль.
Тьелко разговаривает с волком. Вечно вспыхивающий, неугомонный и отважный до безумия Тьелко.
Боль.
Морьо стоит рядом, молчаливый, спокойный и надежный. Они с Таурелотэ смотрят друг на друга и во взглядах столько любви и тепла - не погасить никому.
Боль.
Куруфинвэ так похож на отца.
Боль.
Близнецы смеются и задают вопросы. Хочется снова припомнить им их плотик.
Боль.
Мама с отцом идут рука об руку. Они такие красивые.
Боль.
Финвэ в мастерской и его мудрый и спокойный взгляд. С таким же взглядом он стоит против Врага на пороге нашего дома.
Боль.
Айвэ встает с ножом против ужаса Тьмы.
Боль.
Нильдо отвоевывает у смерти одного за другим. И смеется. Потому что наш целитель не может без шуток.
Боль.
Моринготто говорит о том, что кто-то пришел под стены. Почему я думаю про Финдекано? Ведь корабли сгорели. И все равно…
Боль.
Взгляд Элленила напротив.

Он умирает долго. А мне больше нечего отдать, чтобы прекратить это. Прощай. И до встречи. Надеюсь, до скорой. И все равно...

Моринготто может сломать мне хоть все ребра и вынуть сердце, но не получит того огня, который горит в каждом из нас.

Небо так близко. С него струится тот теплый золотистый свет, что был в песне Макалаурэ. Источник этого света скрыт за облаками, но даже через их завесу проходят лучи.

«Мы знаем, что самый сильный свет, который поможет справиться со страхом, бедами и Тьмой – внутри нас, в сердце у каждого.»

@темы: Nyarna, Indemmali

---

Седьмая эпоха

Сохранил себе. Я понимаю, что смешно, но не отпускает и хочу хранить и перечитывать.

Отчет Финдекано

Седьмая эпоха. Отчет Финдекано -  firnwen

Отчет Финдекано.

Отчет Мелькора

Отчет Мелькора -  Gallie

Я вернулся

Я вернулся

Я вернулся год назад.
Из ничего, ледяной внемировой вневременной пустоты, к вечному заключению в которой меня приговорили победители прежде, чем принялись делить добычу. Главной добычей были Камни – я помню, как поспешно и жадно их извлекали из черной железной оправы, прежде чем создать из нее мне ошейник. Каждый создает то, что ему близко. Жаль, я уже не увидел, как они дрались за Камни.
Эпохи сменялись эпохами, время эльдар прошло, как всегда проходит красота, побеждаемая ходом времени и логикой музыки. Пришло время атани. Мир Эндорэ серел и мельчал, теряя краски, я чувствовал это собой – связь не пропала полностью.
Настала уже Седьмая эпоха, когда вспышка чистой белизны выбросила острый ледяной луч, направившийся к Арде, луч чистого беспримесного разрушения, родственный мне, напитавший меня собой и забравший с собой. Арды бы не стало, не поглощай я силу луча. Без него я не мог жить, а без меня как щита от луча не могла бы жить Арда. Это даже смешно – стать щитом этой земле, мне, давнему Врагу. Младшие братья и сестры, впрочем, не оценили бы юмора.
Валар былых времен меняли облики, как одежды, и здесь я взял чужой облик – тело человека, оказавшегося на моем пути. Неудобное и непривычное для меня тело, но выбирать не приходилось. То, что они могли бы называть душой или личностью, не выдержало нашей встречи, осталась пустая, но все еще живая оболочка в черной одежде. Мне нравился этот цвет.
Оболочка требовала поддержания, иначе грозила утратить жизнь и тут истлеть, как будто тронутая быстрым распадом. Я не мог себе этого позволить и заранее позаботился об источнике силы. Ведь у меня больше не было своей земли, своей крепости, своего места силы и тьмы, с которым я мог бы сливаться, как пламя и воды сливаются, порождая грозу. Мои связи с Ардой перекручены и калечны, как тело после пытки, как корни наполовину вырванного из земли дерева. Я едва ощущаю их, и иногда мне кажется, что это лишь память о былой связи, моя попытка держаться за память.
Память того, что было до Войны Гнева.
Да, я позаботился об источнике силы. О живом источнике – как иначе, лишь жизнь порождает жизнь, и фэа эльдар хранит и несет больше жизненных сил, чем кровь, выпущенная из жил, чем сок деревьев по весне, чем первый младенческий крик. Проходя сквозь Мандос, былое и ненавистное место моего заточения, я походя, как чайка на лету выхватывает рыбу из воды, забрал троих эльдар, чья фэа манила меня яркостью и чем-то смутно родным одновременно. И быстро понял, почему.
Три брата.
Три феанориони.
Дети того, кто был бы моим лучшим учеником, не окажись в нем дерзости больше, чем здравого смысла. Я хорошо таких понимаю. Но он сделал неверный выбор.
Потому ему и пришлось рано умереть. Ему, Куруфинве Феанаро, насколько во многом подобному мне, словно я сам в довременье спел его огненную мелодию. Он и умер от огня – хорошее завершение для того, кто лучше других пылал яростью. Я люблю красивые финалы.
В этих троих часть того первородного огня, который стал когда-то мной, который был передан эльдар, которого так много была в Феанаро.
Майтимо.
Амбарусса.
Амбарусса.
Я люблю огонь, свой и чужой. Я люблю, чтобы нравящееся мне принадлежало мне. Как теперь эти трое. У меня было время и силы сломать их сопротивление. С Майтимо я возился дольше и злее всего, с младшими было полегче, близнецовая связь крепче крепкого, одного шантажировать другим даже еще проще. У них даже имя одно на двоих, и хоть я их различаю, двух младших рыжих, но они как две грани одного, как два блика одного солнечного луча. Любуюсь? Конечно. Почему нет? Эльдар совершенны и красивы. И немного родственной мне тьмы, искажения делает их лишь красивее.
Я питался их фэа – она давала мне силу, удерживала мое новое тело в изменившемся мире. Не сразу, но опытным путем я научился брать у них столько, что они не лишались сознания и не оказывались на грани смерти, когда я мог бы потерять их. Но при этом лишались сил в той мере, что становились послушнее, точнее – безвольнее.
Теперь у меня было тело, была пища – требовался следующий шаг. Найти свою дорогу в этом незнакомом, но моем мире. И по этой дороге прийти к тому, новому источнику, который даст мне сил остаться навсегда, вернуть себе силу, стать прежним мной. Луча, принесшего меня, не хватит надолго. Не говоря уж об эльдар.
И тогда я вдохну чистый, изначальный свет – и придет время моей войны. За все, что у меня отняли.
Я знаю, что это может быть за свет, к которому так стремится моя тьма – получить для себя.
Камни.

Прибытие

Прибытие

Меня называют здесь полковник Риннанг Айрон – имя моего тела, и оно мне подходит. Я носил и много худшие прозвища, они не злили меня, прозвище – отпечаток в душах, и мой был неплох. Доступные мне в этом теле силы дают немногое, но внушать свою волю получается. Правда, те, кому я внушаю ее, быстро разрушаются. Не выдерживают. Люди – несовершенные творения, второй слепок, в них меньше огня, меньше силы, незаметная смерть – старость – подтачивает их чем дальше, тем больше.

Дорога шаг за шагом подняла меня до той должности, когда я могу естественно для этого мира сам выбирать, куда я поеду дальше. Я и мои … адъютанты, помощники, ассистенты, как ни назови, которых я вожу с собой везде. Мои эльдар. Теперь у них тоже есть человеческие прозвища, которые придумал я, хотя внутри себя и наедине с ними называю их только настоящими. Человеческие документы и черная форма – мне нравятся они в черном, но человеческая одежда делает их внешне более хрупкими и более чужими. Мои три красивые вещи. Люблю окружать себя красивым.

Они кажутся сейчас лишь наполовину живыми – я отобрал часть воли, я отбираю фэа, это все равно, как если бы отбирал кровь – точнее, даже хуже, страшнее в их понимании. Зато я спокойно поворачиваюсь к ним спиной. Плохо быть уязвимым. Непривычно. Приходится защищаться дополнительно.

Напасть они могут – и я отбираю столько, чтобы не могли. Сбежать – нет. Всем троим не удастся, а поодиночке … не бросят друг друга. Любовь – оковы не слабее Ангайнор. Вопрос лишь в использовании и красоте, а суть та же.
Иногда я ловлю боковым зрением острый, не затуманенный взгляд Тэльво. Это даже приятная острота. Давай. Попробуй.
Дай мне повод. Подставь брата – за твою провинность я накажу Питьо, и нам будет интересно.

Он понимает, конечно же. А я не наказываю просто так. Я стараюсь не ломать слишком сильно раньше времени.

У бессилия острый вкус. Я знаю. За много эпох привык.

Нам открывают двери базы, эти новые люди, воины своего времени пока одинаковы для меня в своей пятнисто-зеленой лесной форме. Мне здесь … плохо? Не может быть. Видимо, просто тело устало за время дороги, но все потихоньку сливается в одну зеленую массу, мне хочется остаться одному, выпустить волосы из-под форменного берета, и я делаю ошибки, какие не должен бы делать полковник Айрон. Ошибки в их воинском своде. В Уставе. Кто-то из них это заметил … замполит, у него умные проницательные глаза, я знаю таких. Но сейчас меня не хватит, чтобы присмотреться к нему.

Взгляды. Просьбы. Доклады. Ложь. Кофе от большеглазой аданэт, высокой и красивой, словно кровь эльдар отсвечивает в ней немного. Несколько особых взглядов, принадлежащих наверняка не мне – Риннангу Айрону. Об этом нет смысла думать сейчас – у меня нет доступа к его мертвой памяти. А жаль, конечно, было бы попроще. Грязи я не боюсь, а в грязи часто скрываются крупинки ценного.

Я настаиваю на том, чтобы прибывших со мной ученых и архивиста пустили работать в НИИ, и сразу после мне приходится увести Майтимо к себе, запереть дверь – на это едва хватает сил – и грубовато, причиняя боль, забрать фэа. Потерпит. Мне надо продержаться.

Они сказали мне важное – задержали еще двоих с синдромом Манандиля, как здесь говорят. С внешностью эльдар, как сказал бы я. И мое предчувствие звенит струной: не просто так. На этих двоих я посмотрю прямо сегодня.

А пока стало легче, и можно рассматривать и запоминать людей.

Сергар Гошен. Служба безопасности. Ему подошло бы черное, он похож на вождя в изгнании, в нем много сжатого огня – знаю таких. Запомнить. Это он рассказывает мне о двух задержанных и приносит посмотреть их вещи и документы. Свитки на квенья. И вещи … того времени. Еще придет их час.

Маэтар Кветтадан, переводчик. Он может читать на квенья, пусть читает и переводит свитки незваных гостей, я-то не должен этого делать сам. Он знает полковника Айрона. Знал, точнее. Хорошо обращается со словом, в нем есть инстинктивное внутреннее понимание силы слова, из него вышел бы сказитель или менестрель. Зачем ему еще и оружие на поясе? Я забираю у него оружие и оставляю у себя.

Дафна Паркс. Светловолосая аданэт, похожая на северянку. Много особого холодного огня и страдания – такие и становятся воительницами, закаляясь в жизни, как клинки в горниле.

Мэл Гвэт. Как и Кветтадан, он прибыл со мной, и он тоже знал полковника Айрона. У него черные больные и умные глаза с брызгами нерастаявшего льда во взгляде и собачье желание принадлежать. Я попробую. Люблю клятвы верности. Искренние, без принуждения – и того больше.

Ну что ж. Теперь посмотрим на задержанных.

Выстрел

Выстрел

Я отпускаю обоих Амбаруссат спать – толку от них сейчас практически нет, где-то я перестарался по дороге, жадно беря фэа. Ничего. Завтра они будут готовы служить мне снова. Нужно беречь принадлежащее мне. Хрупкое, непокорное … покорившееся. При себе, пока жду начала допроса, оставляю Майтимо – мне любопытны его реакции. Я хочу, чтобы он встретился с задержанными. Тем более что он их знает.

Знает. Я показываю ему их вещи, оставшиеся в моей комнате, вещи, от которых прямо-таки пахнет временем эльдар, когда другим был сам свет, сама вода, само дерево, камни и металлы – я люблю касаться созданного тогда. Тонкий, легкий и светлый венец, противоположность тяжелым богатым коронам более позднего времени. Хочется сжать сильнее и смять в пальцах, но я этого не делаю. Я смотрю на Майтимо.

– Узнал, чье это, - я не спрашиваю, я констатирую. Этот врать не умеет вообще. Лицом, глазами – ничем.

- Узнал. Тебе не скажу.

Не то чтоб это было особенно ново. Он не смотрит мне в лицо, я разворачиваю к себе, заставляя смотреть. Я чувствую его напряжение – скорее всего, делаю больно. Забавно, что мы делим боль пополам – у меня в ладонях пульсирует старое, мучительное, неотвязное жжение, и становится сильнее. Перчатки не помогают, так, чуть успокаивают, сейчас я без них. И когда я сжимаю плечи Майтимо – больно нам обоим, только он не знает. Или чувствует?

- Ты знаешь, что я могу тебя заставить.

Когда же в нем сломается остаток упрямства? Год. Год Седьмой эпохи, где время скоротечно даже для эльдар. Силы убывают. Надежды нет – я его живым не отпущу.

Майтимо молчит, коротко, зло смотрит мне в глаза и одним слитным движением дотягивается до пистолета, оставленного переводчиком. Выстрел следует сразу, я успеваю оттолкнуть его руку, так что мимо. Я давно ждал повода сорваться, меня вымотала и выбесила дорога, слабость моего нынешнего тела, усталость, люди, боль в руках – и вот он, повод. Я только помню: не бить по лицу, заметно, не отбирать всю фэа, не выживет.

Кажется, все равно многовато. Сам виноват.

Стыдно должно быть – пользоваться человеческим оружием. Некрасиво даже. Кажется, я говорю это вслух.

Я наконец отпускаю Майтимо, отхожу, прячу пистолет, натягиваю перчатки. Он как всегда – не издал ни звука. Держится.

Я бы тоже держался.

Допрос и враги

Допрос и враги

Это эльдар. Первая моя мысль, когда я вижу этих двоих. Не те, кого здесь называют больными синдромом Манандиля – те просто люди с внешностью, несколько подобной эльдар. Эти двое – настоящие.

Мир меняется – вот что приходит мне в голову. Меняется Эндорэ, я же много узнал после возвращения. Обрушились Туманные горы. Пересохло озеро Куивиэнэн – мы сейчас возле той жалкой лужи, которая от него осталась. И возвращаются эльдар. Где-то за этим мне слышится голос моего младшего брата Намо, и это голос обрывает чье-то время. Арды? Или мое?

Есть ли вообще Валар дело до этой, теперешней Арды? Или только мне? А бывшие братья с сестрами просто смотрят и слушают, как пропеваются последние ноты Музыки. Все имеет завершение.

Вряд ли кто-то поверит, но я буду тосковать по этому миру слишком сильно, чтобы пережить его – насколько ко мне применимо слово «жить». У меня нет другого, я слишком связан с Ардой. Потому за Гранью было бесконечно, пусто и невыносимо. Это как быть вмороженным заживо в лед и не умирать. Кажется, я поступал так с кем-то – тогда, давно.

Эльдар отвечают на вопросы – мои и Гошена, иногда Кветтадана, переводчика – он умный и бережный, хорошо говорит, люблю, когда говорят так. Не скрыть, что квенья – родной язык этих двоих. Они ни в чем не врут. Они немного обходят правду. Я не всматриваюсь в них, потому что не смогу узнать в лицо, и не вспоминаю истории их семей, чтобы наложить услышанные ответы. Не так. Поймать ощущение.

Двое, четко старший и младший, родня друг другу – так говорят, так чувствуется. Старший говорит больше и смотрит на меня с тем уверенным бесстрашным вызовом, с каким смотрят перед поединком до смерти. Узнал или вот-вот узнает?

Синее с серебром знамя под небом первой Эпохи, которое было выше и чище, чем сейчас… и песня, жившая в скалах эхом еще долго после … и то же знамя обрывками в крови и грязи.

Хороший, сильный враг. Бестрепетный. И смотреть на меня ему трудно – не боится, нет, просто ему хочется видеть Майтимо, который за моим плечом, и волной тревоги одного за другого меня окатывает, как летним дождем.

Ну что ж, один раз ты забрал его у меня. А теперь просто смотри. У бессилия острый вкус.

Второй. Помладше. Больше молчит. Гордый. Стоит и смотрит так, что … а он был в плену когда-то, кажется мне. Серебряная струна, натянутая до звона, и внутреннее пламя, руки мастера, глаза короля без королевства. Кто-то из потомков Феанора? Они так горят внутри, сжигая гордостью себя и весь мир.

Как я.

Майтимо тем временем бледнеет совсем, при рыжих волосах это очень видно, и сползает на кушетку – кажется, остаток сил и гордости кончился вместе с сознанием. А я же говорил – не зли меня, эльда, и я буду обращаться с тобой сносно. По моему приказу Финдекано – а это же он, я вижу его глаза и все понимаю – удерживают, точнее, оттаскивают от Майтимо, успел лишь коснуться руки. Я объясняю, что мой адъютант очень устал в дороге, и я разберусь сам. Беру за руку – жив, сильно истощен, я не справлюсь, ладно, решим позже.

В смерть ты не сбежишь. Не дам. Не позволю.

Я подхожу к старшему и смотрю ему в глаза. Боль в руках жжет так, что превращается в горячий бешеный пульс во всем теле.

- Зачем ты вернулся? – спрашиваю я.

- Я вернулся, - отвечает он. – За – кем.

Вызов принят. Ставки озвучены.

Обрывки чьего знамени упадут в грязь?

Флейта

Флейта

Не придется Амбаруссат отдыхать, я поднимаю их сразу после того, как уводят снова под замок наших необычных задержанных. Пусть спасают старшего брата. Я не знаю, как – но эльдар должны это уметь.

Я попробовал бы сам, но во мне много разрушения и мало созидания, хоть я и не люблю так думать. Убивать – да, лечить … я даже своих вряд ли стал бы пробовать, потому что велик шанс искалечить. Не этого же я хочу.

И нет, пока я не позволяю им забрать Майтимо туда, к себе в комнату. При мне. Все – при мне. Я посмотрю. Близнецы могут делиться фэа друг с другом, как мне кажется, их связь настолько глубока. Но все же не со старшим.

Я прикрываю глаза и смотрю иначе, не глазами, как смотрел на незваных гостей четверть часа назад. Их фэа – тусклое красноватое золото, слабый сейчас, бьющийся на ветру огонь, один затухает совсем, два пытаются обнять и поддержать этот первый. Не получается. У них не получается.

Но это же феанариони. Даже я понимаю – у них ничего не осталось, кроме Клятвы и друг друга. Две неразрываемые цепи. Разорвут первую – победят меня. Почему это так засело в голове? Предчувствие или просто усталость?
И тогда я слышу флейту.

Флейту Тэльво, флейту из тех времен, когда стояли Туманные горы, когда полно было озеро Пробуждения, и полон был мир. Музыка – начало всего, музыка творит и разрушает, лечит раны и наносит их. Эта музыка – свет, который не жжет, как жгли Камни, музыка не жгучего полудня, а теплого заката.

Рука Майтимо вздрагивает под моей – все это время я считал удары сердца.

Они смогли.

Я отпускаю всех троих спать, на прощание напоминая, что за подобнее сегодняшнему выстрелу кто-то из них может лишиться руки. Не обязательно именно Майтимо. Я могу кинуть жребий. Советую близнецам поговорить с Майтимо об этом. В конце концов, они заинтересованы.

Снова ловлю взгляд Тэльво. Быстрый и уверенный. Завтра нужно будет взять с него побольше. Его брат смотрит в пол, правильно делает.

Труднее всего мне удержаться от желания приказать им вылечить меня. Точнее, вылечить это не может никто, но хотя бы убрать боль.

Не прикажу. Пусть уходят.

Я надену перчатки, позволю себе кусать губы и вытряхивать вещи в тщетных поисках остатков человеческих обезболивающих только тогда, когда за ними закроется дверь.

Верный

Верный

Мэл Гвэт приходит последним в это вечер – я ловил на себе его темный больной взгляд все это время и знал, что он придет, даже если я не позову. В нем есть что-то знакомое мне. В нем и – вот оно, ощущение, наконец-то я понял – в одной из ученых, что ехали со мной, красивой светловолосой Морриан, и дело не в том, что мне нравятся длинные светлые волосы у женщин. Знакомая тьма, плещущаяся спокойно и ровно, как море, глубоко внутри. Теплая для меня и для верных мне.

Тьма глубоко в нем действительно спокойна, это моя тьма, исходившая когда-то от меня. Все остальное беспокойно, тревожно и ищуще. Зыбкая почва человеческих чувств, часть из которых мне слишком далеки, возможно, и недоступны в целом.

Я всегда буду недооценивать и недопонимать людей. Это мое слепое пятно. Слишком не могу принять, что моя Арда отдана им.

Но сейчас-то все понятно. Мэл смотрит на меня, как я сам, наверно, смотрел когда-то на Камни, и тянется прикоснуться, так осторожно, словно ожидает, что я оттолкну. Спасибо и не спасибо за странный подарок, полковник Айрон. Где ты еще наследил подобным образом?

Я мало знаю о любви. Я знаю любовь как желание присвоить и как разрушение. В конечном счете все войны начинаются из-за любви, а заканчиваются, когда желание разрушать насытится и уснет до следующего раза.

Я беру своего – сейчас станет моим – человека за руку сам, снова сняв перчатку, и касаюсь губами его прохладной щеки. Достаточно. Он вздрагивает, шумно переводит дыхание, я обнимаю его, он прижимается, как к опоре. И говорю на ухо, что мне нужна помощь. Что только он может мне помочь. Он хочет моего обещания, что мы будем вместе. Хорошо. Он будет рядом со мной до конца, так я говорю ему. Только пусть поможет мне найти Камень.

Очень хрупкий. Очень болезненный. Очень верный. Я заставил бы его дать клятву, но в этом нет смысла – уже мой.

Тьма сильна, упорна, надежна.

Тьма поможет ему тверже стоять на ногах.

И заберет его себе.

Утренний кофе

Утренний кофе

Мне снится разверзающаяся, яростная, светящаяся жгуче белым ледяная пасть разлома, за которым пустота без цвета и звуков. Пустота страшнее льда. Лед – бешенство борьбы за жизнь, пустота – свершившаяся безысходность вечного одиночества.

Это за Гранью. Нет ничего страшнее.

Я знаю.

Я просыпаюсь вместе с солнцем, теплым и незлым, словно Ариэн укрыла свою древнюю буйную ярость розовым покрывалом. Эта крепость не знает войны, и потому кажется призраком былого времени, забытая шаль свешивается с качелей, греется в наступающем дне вода в открытой бочке, караульные болтают на посту, поглядывая в сторону кухни, большая белая собака лениво валяется на плитке, шумно дышит, вывалив язык. Я наклоняюсь погладить, волка здесь взять негде, подойдет и собака, она переворачивается на спину, подставляя мне лохматый белый живот.
Если я перестану удерживать собой луч мертвой звезды – ничего этого не останется. Ни качелей, ни караульных, ни собаки.

Как не стало Ангамандо.

Хочу ли я этого?

Не надо об этом думать, не надо сходить с пути. Я хочу Камень. И Арду. Второе невозможно без первого.

Один Камень – найти. Одна затемненная душа – вчера я ее нашел. Три жертвы – ну это несложно. Вот и весь путь.

Под бодро орущую музыку из репродуктора просыпается крепость – надо называть правильно, база. Проснулись мои эльдар, все живы и выглядят лучше, чем вчера. Мне впору им завидовать – боль не отступала всю ночь, не отступает и сейчас, потихоньку возвращаясь нарастающими волнами. Я беру фэа близнецов, обоих по очереди, они послушно, привычно вкладывают руки в мои, глядя в пол, и даже это прикосновение через перчатки приносит новую боль.

Майтимо приносит мне кофе в столовую – почему-то не жду, что попробуют отравить. К кофе я пристрастился уже в этом теле, помогает преодолевать его слабость, близнецы научились варить, как мне нравится.

Прибывший со мной подполковник Палантит из СБ говорит о чем-то со своим рыжим – тоже рыжим, но человеком – стажером. Он вчера рассказал мне незадолго до сна, что прибыл не просто для рутинной проверки, ищет по своей части, кто помогает утечке информации отсюда. Мэл Гвэт говорит с молодым журналистом, отчетливо человеком, но со своими длинными волосами, куда просятся колокольчики, глазами не от мира сего и в смешной непохожей на других одежде журналист похож на кого-то из лайквэнди. Все спокойно.

Только вот взять чашку я не могу. Горячая, а чувствительность у меня слишком обострена от боли. Даже через перчатку – никак. Вообще.

Я смотрю на Майтимо и коротко прошу его помочь. Он понимает. Скорее всего, уже заметил, что со мной. И подносит чашку к моим губам так, как если бы помогал другу. Спокойно, заботливо и незло.

Феанариони научились терпению и милосердию?

Я прикрываю глаза и пью. Почему-то становится легче.

Майтимо говорит мне, что к нему приходила врач – местная целительница. Он ничего ей не сказал, кроме того, что устал и плохо себя чувствовал. Придется и мне поговорить с ней. На всякий случай. Заодно взять обезболивающее. Эльда, ты сейчас сказал мне о целительнице не просто так … ты подумал про лекарство для меня?

Не буду спрашивать.

Не думать. Собрать Палантита и Гошена. Поручить допрос задержанных с пристрастием после того, как поговорю я и словами. Навести на хранилище, где может быть Камень. Отправить Мэла в архивы. Искать. Искать.

В моей Арде и жизни нет милосердия.

Под солнцем

Под солнцем

После человеческого лекарства мне тем более легче. Целительница такая же, какими они были в мое время, у нее мягкий и вместе с тем непреклонный взгляд усмиряющих боль во имя Эстэ милосердной. Может, слишком юная – принял бы ее за ученицу скорее. Хотя я плохо понимаю возраст атани.

Теперь можно и поговорить с врагами.

Двойной рыжий всполох в окне, пламя на черном – близнецы вместе на вымощенной камнем дорожке под деревьями. В моих крепостях был камень, тьма и лед, и не было живого дерева. Потому сейчас мои пленники не кажутся пленниками, мне даже кажется, что они смеются там, где солнце пробивается сквозь ветки, отражаясь в их волосах.

Этого двойного огня хватит еще надолго. Что очень хорошо для меня.

Камера, называемая здесь гауптвахтой, тесная и душная, давящая. Эльдар это даже полезно, чтобы успокоить их излишний норов, а вот мне совершенно не нужно. С некоторых пор я не люблю находиться в заключении даже заглянувшим гостем. Так что этим двоим повезло – я приказываю вывести их под охраной на улицу. Поговорим под солнцем.

Пока оно еще светит, конечно.

Пока их выводят, ко мне подходит майор Ривз. Воин, побывавший во многих боях – я умею чувствовать этот запах стали и гари. Замполит. Я запомнил. Я запомнил, в частности, потому, что он похож на адана из тех Домов, кто не приносил мне клятвы – с самого начала, так работало их странное человеческое чутье. Он говорит о Майтимо, о его якобы-болезни и переутомлении, я отвечаю дежурными фразами и при этом понимаю: его интересует в большей мере что-то другое. И он умеет допрашивать. И охотно допросил бы меня.

Не в том мы положении, майор Ривз.

Он идет сопровождать нашу странную прогулку под солнцем. Он и подполковник Палантит, еще один, умный, спокойный, несуетный, жесткий. Эти двое сработались бы. Вот пусть и остановят, если пленники попробуют бежать или напасть.

Говорит со мной больше Финдекано. Второй молчит, его напряжение и ненависть звенит струной возле меня. А разговор почти дружеский, если не знать смысл. Кажется дружеским. Мы же не повышаем голос и не угрожаем. Почти.

Мы говорим об Арде и ее конечности, о последних нотах Музыки и новом хоре – Финдекано в него верит, я нет. О смене эпох и выцветании мира, о времени младших, которые в общей массе своей скорее мои, чем их – просто потому что людям далеки высокие помыслы и близки сиюминутные, они по природе своей мелкие хищники и жертвы-травоядные, и такими спеты. Финдекано не согласен – они не любят со мной соглашаться. Но частично признает, что они многому от меня научились.

Нолдор несут в себе горячую ярость моей Музыки так глубоко и мощно, словно пел их я. Называйте Диссонансом, мне все равно, но это моя Музыка. Я слышу ее отзвук в них обоих прямо сейчас.

Гнев.
Страсть.
Боль как изменение и рост.
Созидание на грани искажения.
Горение дотла, до пепла, сжигающее мир вокруг.
И нет Музыки лучше.

Страха в Финдекано совсем нет – выжжен еще тогда. Можно попробовать извлечь, как кровь из-под кожи, но для этого нужно одно условие – возможность мне получать его фэа. Если они с Майтимо будут у меня оба, с их-то связью родством, кровью на камне, орлиным крылом, временем – я получу еще больше, чем раньше.

Эту приятную мысль немного портит второй эльда, бросающийся на подполковника и пытающийся выхватить оружие. Он из тех, кто рвет на себе цепи – бывали такие пленники. Финдекано, конечно, кидается помогать, мы скручиваем обоих – замполит и подполковник в паре ожидаемо слаженны.

Ну что ж, подполковник СБ Палантит, вы убедились, что эти двое имеют военную подготовку?

Допросите их жестко.

Давно с ними этого не случалось.

Допрос с пристрастием и прочие разговоры по душам

Допрос с пристрастием и прочие разговоры по душам

Боль – очень полезная вещь, мы с Майроном оба хорошо это знали в свое – наше – время. Она многое умеет. Она вскрывает то, что внутри, как клинок, воспитывает, как лучший наставник, ломает, как буря на переломе зимы, связывает, как железные оковы. Прирученная боль служит лучше и вернее собаки, но приручать ее трудно и долго, это путь в тумане над бездной, который всегда в одну сторону – через бездну. Или вниз.

Я ценю тех, кто умеет боль причинять.

Не всегда телесную, но с нее все должно начинаться.

Поэтому я доволен, что младшего из пленников Палантит забрал на допрос пожестче. Я слушаю, как они с Гошеном обсуждают возможные методы воздействия, на тело и на душу, на одного и двоих связанных узами дружбы или родства в присутствии друг друга, и мне кажется, что моего в людях этой серой эпохи осталось все же больше. Пусть они и не знают уже моего имени.

Гошен мне нравится. Мы пьем с ним кофе – мне легче, я держу чашку сам, кофе сварили и сервировали близнецы, вышло красиво, как и все, что они делают, особая мелкая примета Эльдар – все, чего касаются, превращать в мастерство и не делать разницы между мастерством и искусством. Он пересказывает мне показания Финдекано и смеется, для него все это полузнакомые сказки, а я узнаю имя младшего – Тьелперинкваро, и весь их род. Вот, значит, кто ты, еще один отблеск яростного пламени Феанаро.

Они рассказали Гошену, что я был одним из тех, кто спел этот мир. Я говорю ему, что плохо пою, и мы оба смеемся. Давно не смеялся с людьми. Может, и никогда.

На первый допрос я не иду – заглядываю позже к целителям, куда унесли быстро потерявшего сознание Тьелперинкваро. Слабенькие они стали, раньше умели терпеть долго и упрямо. Может, тоже плохо переносят это «здесь и сейчас», может, воспоминания сильны.

Не знаю, правда, ту его судьбу. Вряд ли хорошая. Потомки Феанаро, хорошая судьба и легкая смерть – это несочетаемо. Горели сами, горело все вокруг. Они обвиняли меня, а могли бы Намо, перечеркнувшего когда-то их путь. Ну и себя самих – они умели перечеркнуть не хуже, и свое, и чужое.

Я пока иду навестить Финдекано в одиночестве и тяжелой тесноте камеры. Ему хуже, потому что он думает о родиче. У них всегда так. Чужая отраженная боль сильнее своей.

Второй Дом, иное пламя – ровное, высокое, светлое. Созидающее. Пламя кузнечного горна и домашнего очага. Иная ярость – защищающая, а не нападающая. В них намного меньше моей Музыки.

Он смеется, что я боюсь назвать его по имени. Я называю – имя утверждает живое в мире, в этом его сила, но сама по себе она значит мало, тем более сейчас. Забавно, ведь они сами не называют меня по имени, выдумывая прозвища.

Я говорю ему, чего хочу. Камень. Нет смысла скрывать. И готов пойти на сделку – они отдают мне Камень, я отпускаю близнецов. При еще одном условии – оставляю себе Финдекано.

А он ведь согласен выкупить Камнем и собой двоих рыжих. Я вижу.

Это будет … забавно. Но надо проверить.

Я пробую, беря его за руку – смешно, такой личный жест нужен для атаки на фэа.

И … нет. У меня резко темнеет в глазах, как темнеет, как ни странно, от очень яркого, больного света, что-то отталкивает меня – я отступаю на шаг и бью, не сдерживаясь, потому что нельзя не ответить, отбрасывая Финдекано к стене.

Ты не можешь ударить свет, Мелькор, первый из Айнур – вот в чем твоя беда.

Не получилось.

Я ухожу, проходя мимо замполита – много ли он слышал и понял?

Где-то тогда все начинает идти не так. Но я пойму это позже.

Атака

Атака

Посмотреть на новый допрос этих двоих мне хочется. Стоя рядом с Майтимо, который тоже смотрит. Еще доза бессилия для него. Вдвойне острая – они ведь пришли сюда за ним и попались сами.

Потом – сильно потом – я спрошу себя, почему не распознал обман. Я знаю о боли достаточно много, чтобы ощущать ее запах и вкус – в этом она ничем не отличается от страха или крови.

Но разыгранный передо мной Палантитом с двумя пленниками и их мнимой пыткой спектакль я не распознаю. Потому что хорошо играют? Или потому что напряжение, страх за близких, привычный фон ненависти ко мне, чувства Майтимо, который тоже не знает, что все не по-настоящему – этого слишком много висит в комнате, и это как дым, застилающий зрение?

Я этого никогда не узнаю.

Майтимо касается моей руки, когда просит прекратить допрос. Я не смотрю на него – смотрю на пленников, так намного интереснее, его я чувствую, слышу дыхание, этого достаточно. Это еще одна моя ошибка, я привык, что он близко. Когда несколько раз за день отбираешь фэа, взяв за обе руки – привыкаешь. Кроме того, я иногда разговаривал с ним, в последнее время часто. Мне нужно было с кем-то. Слишком много его фэа во мне – появлялось чувство странного, больного, неестественного родства. Интересно, у него тоже?

Вчера он стрелял в меня.

Сегодня … нет, оружия при нем нет. Человеческого.

Но мир для меня теряет цвет, разом, рывком. Нет, это непохоже на гибель Светильников, принесенных мной когда-то в жертву моей Музыке и моей Утумно – нет, тогда обрушившиеся пламя и тьма играли тысячами торжественных оттенков. Это скорее – как если бы между мной и Ардой оказалась завеса самого серого из серых дождей, тех, что льют часами и сутками, навевая тупую тяжелую тоску.

Я не чувствую Арду.

Я не чувствую те нити силы, которые были доступны мне даже в этом теле.

Боль, превосходящая по силе даже ту, подаренную мне когда-то Камнями, сжимает виски и продолжает, продолжает, продолжает давить. Я не могу ничего сказать, я почти не могу дышать. Я чувствую, как меня ведет куда-то Майтимо, и могу только подчиняться тому, кто только что был у меня в плену.

Это похоже на одно из последних моих воспоминаний до пустоты. Не хватает для полноты чувств Ангайнора и ошейника. Ангайнор, цепь соединенных шести металлов … сколько-сколько здесь эльдар, не похож ли каждый из них на металл? Кажется, где-то в глубине себя я могу смеяться даже сейчас.

- Кто это сделал? – спрашиваю я, хотя знаю ответ.
- Я, - отвечает Майтимо сразу. Ну да, все верно.
- Как? – мне искренне интересно. Я не могу на него посмотреть, перед глазами больная и плотная серая пелена.

Он не отвечает. Он помогает мне лечь практически заботливо и садится рядом. Его родичи догадаются прийти сюда сами, конечно же.

Странно, но мне легче от того, что он сидит рядом. Слишком много одиночества было в пустоте за Гранью.

Круг

Круг

Они поднимаются сюда все, я плохо вижу их, но чувствую, и за фоном боли и серого шума различаю голоса.

Финдекано.
Тьелперинкваро.
Близнецы, оба вместе, как один голос, как один огонь.
Еще один … я прислушиваюсь, кто и как к нему обращается. Неужели Макалаурэ? Как я проглядел его за обликом человека-«Манандиля», и за пятнистой курткой местной формы. Мог бы узнать теплый золотой огонь, ставшим со временем злым из радостного. Мог бы. Не узнал.
Шесть эльдар – Майтимо так и сидит рядом со мной. И каждый – как один из шести металлов Ангайнор. Каждый ли?

Золото. Металл-король, живое пламя, текучая красота, застывающая во времени. Металл удачи, но и страшной смерти – у всего в мире две стороны. Это близнецы.

Серебро. Металл защиты от темных чар – тут я улыбаюсь сквозь боль, я умел подчинять себе серебро, хоть и с трудом, ненадолго. Несущий в себе лунный свет, теряющий сияние в руках того, кто несет зло. Это тоже правда, серебро постепенно тускнело и уходило из моих рук в Ангамандо, как ни возились с ним. Это Майтимо.

Медь. Металл-примирение и защита, запечатлевший в себе закатное солнце, дарующий красоту и изгоняющий боль. Это Макалаурэ.

Железо. Металл-воин, отважный, гордый и непокорный, проходящий неизбежные испытания, чтобы закалиться. Лучшая оправа для света. Это Финдекано.

Олово. Металл-справедливость, знающий будущее, ненавидящий ложь и умеющий кричать – так проверяют его чистоту, вызывая сгибанием пластины особый звук, крик. Это Тьелперинкваро.

Свинец. Металл-яд, металл-лекарство, тяжелый, злой и упрямый, металл несгибаемых мстителей, которые мстят даже после смерти. Вот его не чувствую – не эльфийский металл.

И все понимаю, когда по лестнице поднимается подполковник Палантит.

Вот он. Шестой.

Он ехал сюда за мной. Он шел по следу тех смертей, которые я оставлял, как зверь оставляет следы – мое внушение тяжело выдерживается несовершенным человеческим телом, и там, где я получал необходимое, кто-то порой умирал.

Хороший умный преследователь и мститель. Он заодно с эльдар. Ангайнор собран.

Ну что ж. Поменяемся местами.

Кто-то из эльдар – Макалаурэ? Тьелперинкварэ? – чарует стальные оковы именем Варды Элентари. Надеюсь, прекраснейшая из сестер, звездноволосая королева, ты слышишь это, и тебе хоть чуть-чуть кажется, что что-то не так? Или покажется, когда ты вспомнишь этот миг. Оковы защелкиваются на моих руках, рука Палантита лежит на плече – я не убегу, подполковник, я сижу с трудом и только потому, что не лежать же перед вами совсем беспомощным.

Майтимо снимает свои чары, и головная боль медленно растворяется в том блаженном покое, который приходит за болью. И говорит на ухо, что больно больше не будет.

Так и не научился любить чужую боль, эльда. Даже боль врага.

Тяжело же тебе пришлось.

Они тем временем решают, что со мной делать. Вернуть в Мандос, вернуть за Грань, отправить в Валинор на суд? Встают в круг, слушаясь Финдекано – почему-то сейчас его, ну что ж, он тоже был королем. Серебряные и золотые сполохи силы медленно свиваются воедино. В круг. В венок. В венец.

Я смеюсь. И говорю сам. О смертельном луче. И том, что они погубят Арду, уничтожив или вышвырнув прочь меня. Я только с Майтимо говорил об этом, и то немного. Когда вечерами оставлял его в комнате после того, как брал фэа, и просто разговаривал. Потом отпускал.

Они понимают сразу две вещи.

Близнецы – что им толком ничего не объяснили, просто отдали приказ. Трудно приказывать горящему огню. Особенно двойному.

Они сейчас еще красивее. У обоих горят глаза, пусть и гневом. Правда, измотанность и подчинение давали им свою красоту, особую, красоту хрупкости и увядания, осени.

А Финдекано понимает, как я … ну хорошо, скажем грубо. Как я питался все это время. Даже сейчас он воин – бьет меня с разворота так, что меня относит к стене.

Мне нечем ответить. Я просто улыбаюсь. Чувствую взгляд Майтимо – мог бы ведь ударить меня тоже, но ему это не понравилось. Может, даже и хотелось защитить, так бывает с эльдар. И говорю, что бить скованных – очень в духе нолдор.

Финдекано извиняется. Не особенно виновато. Жаль, много и. Не убедить рассовать и дать мне поединок. Были бы варианты.

А дальше даже грустно – потому что прибегает Мэл, и видит, что происходит, а вероятно, уже знает. И кидается на Палантита. Хрупкий безоружный болезненный мальчик. Это называется преданность. Его легко отбрасывают на пол.

Может, и стреляют – плохо видно за кругом.

Ничего. Не убьют.

Не первые побои в твоей жизни, мальчик, не первый проигрыш.

Сталь закаляется не сразу. Но потом приходит время стали. Самое кровавое время.

Потерпи закалку.

Круг второй тем временем – эльдар решили просить помощи и совета моих младших братьев и сестер. Я смеюсь открыто – единственный Айну, которому не плевать на этот мир, сейчас с вами, эльдар. Я и так услышу, без круга.

Ответ едва слышен. Что-то вроде «ждите». Финдекано едва держится на ногах – отдал кругу много себя, много сил.

Меня уводят в камеру. Их всех – тоже. Но их отдельно от меня.

По дороге Палантит выражает мне уважение. Ему понравилось, как я держался. И то, что я смог внести раздор и непокой во вражеский круг.

Просто мне бывало и хуже, адан. Но давно.

Тюрьма

Тюрьма

Эта камера блокирует то, что атани называют мю-излучением, а я – моей связью с силами мира. Похоже на то, что за Гранью, и мне приходится собраться с силами, чтобы не показывать, насколько я не хочу находиться в таком месте. Оковы сняли – в этих стенах в них нет нужды.

Здесь холодно. Холодно так, что снова вспоминается ледяная пасть, и тело кажется захваченным смертельным объятием льда. Так я чувствовал себя за Гранью.

Собравшиеся вокруг меня Палантит и ученые слушают в очередной раз мое объяснение о вспыхнувшей звезде и смертельном луче. Записывают, измеряют, обсуждают между собой. Какие-то их знания подтверждают мои слова.

Палантит спрашивает, готов ли я служить их стране. Почему нет? Мне надо выбраться отсюда. Их страна готова воевать,
что еще мне нужно? Я воевал всегда, когда был свободен, это мое естественное проявление.

Палантиту сложно решить, и тут я его понимаю – для него, адана Седьмой Эпохи я не Вала, я оружие с не до конца изученным действием. Использовать – большое искушение, но и большой риск. Он умен, этот адан, и осторожен.

Их голоса начинают сливаться в шум, а лед смыкается почти над головой. Я успеваю сказать, что мне нужно. Фэа. Один из моих троих. Немедленно.

Лед блестит, делая жгуче больно глазам, он непрозрачен и бесконечен. Я выныриваю из его растущей толщи, когда чувствую знакомое тепло передаваемой мне фэа – той, с привкусом серебра, стали, ярости и памяти. Майтимо, конечно.

Сейчас он «кормит» меня добровольно, и сквозь возвращающееся полусознание я чувствую странный узел, связывающий две наши судьбы. Мятежный Вала и мятежный нолдо. Каждый из своих соображений спасающие этот мир и вынужденно дорожащие жизнью друг друга.

- Тебе холодно, - говорит он, видимо, оценив, насколько ледяные у меня руки. – Почему ты не просишь принести чего-то теплого? Или перевести тебя отсюда в тепло?
- Ты сам знаешь, - говорю я.
- Гордость, - кивает Майтимо.

Скорее гордыня, но суть верна. Он растирает мне руки и кратко отвечает на вопросы. Их держат взаперти. С Амбаруссат все хорошо. Финдекано пришел в себя. Мэл жив, ему оказали помощь, он все время спрашивает про меня – и тоже взаперти.

Как много холода и тюремных решеток в этой истории.

Щит и тюремная решетка. Две стороны одного желания защитить и защититься.

Кто и кому останется щитом, когда сядет солнце?

Атани

Атани

Атани ушли думать, время медленно и тягуче, одиночество давит так же, как защищенные от сил мира стены. Когда я прикрываю глаза, мне кажется, что стены медленно сдвигаются. Это хуже Ангамандо – холод и железо моей крепости были живыми, сквозь толщу земли и камня в подземельях я чувствовал пронзительную холодную тьму неба, живого, как гроза или буря. Тут все мертво. Возможно, так, как мне сейчас, в моих подземельях приходилось пленникам из эльдар. Наверно, я не буду их об этом спрашивать.

Майтимо приходит еще раз – приносит мне горячий кофе, две кружки сразу, одну по просьбе Мэла, другую, кажется, от себя. Я сейчас и от врага бы принял, не то что от своих. Странное у меня сейчас чувство своих, если вдуматься. Но оно инстинктивно, а не рассудочно. Связь с Майтимо сильнее и сильнее – возможно, из-за фэа. О других причинах я не буду думать.

Когда дверь приоткрыта, я ловлю глоток жизни снаружи. От Арды. Как глоток воздуха в безвоздушном пространстве или воды в пустыне.

Нет хуже места для смерти, чем эта камера, предназначенная именно для смерти мне подобных.

Мне нужно выбраться отсюда.
Найти Камень.
Найти ту верную мне душу, что свяжет меня с ним.
Найти три жертвы, что проще. Или три источника силы. Силы темной.
Остаться в Арде этой ценой. Кровавой и темной, как все, что я делаю. А другой не бывает. Для меня не бывает.

На этой мысли ко мне приходит Сергар Гошен и садится рядом говорить, как говорят с другом или вождем, открываясь сам, без моего нажима. Он хочет простого, того, что движет всей историей мира – справедливости и мести, а еще победы и силы. Справедливости для себя. Мести для врагов, которые пока сильнее него и отправили его сюда – для них это не лучшее место. Победы и силы для своей страны.

Я очень люблю таких людей. Они умеют быть верными до последнего вздоха, бесстрашными перед огнем, водой и железом, упрямыми в бою, в ремесле и под пыткой. Они становятся вождями или гибнут. Или становятся вождями и гибнут позже. Люди из свинца и стали. Палантит такой же. Мэл станет таким же.

Я прошу его вывести меня хотя бы в коридор, вдыхаю там полной грудью, опираясь обеими руками в стену – дышать трудно. Легко, напоказ внушаю мелочь – пусть выстрелит просто в мертвый камень. Не надо внушать что-то худшее. Доверие. Мне нужно его доверие. И подтвердить мои возможности – он же знает о них от Палантита.

Выстрел оставляет след в мертвом камне стены.

Теперь Гошен знает, что я могу и верит, что хочу помочь ему. Кстати, он прав. Помогу. И сделаю его страну сильной.

Но он хочет еще один разговор. И приводит ко мне Дафну. Ту, со светлыми волосами, похожую на воительницу Севера. Гошен любит ее. Я не умею любить, но умею это видеть, это больные и звенящие натянутые струны. А она … она любила Айрона. И это не отгорело в ней. Мне важен Гошен, а значит, сейчас важны чувства этой аданэт.

С ней трудно говорить – как кидать мокрое дерево в костер, шипящий и бьющий искрами в ответ. Там такая простая история о любви и нелюбви. Полковник Айрон, что-то я от тебя устал. Ты использовал людей и отбрасывал даже легче, чем я. Я их хоть ценил, что ли.

Аданэт уходит с той по-особому прямой спиной, как ходят женщины, разучившиеся плакать. Гошен сможет получить ее уже довольно скоро, если я что-то верно понимаю в этих чувствах.

Я смотрю на Гошена. Гошен пожимает мне руку, как принято у атани.
Я выхожу наружу. Где солнце. Где ветер. Где деревья и белая собака.
Где две новые волны тьмы – их не было раньше – плещут мне в лицо горячей радостью.

Нас трое

Нас трое

Сколько бы и чего это ни стоило – я должен остаться здесь. Вот что я понимаю, выйдя наружу с Гошеном, снова вдохнув воздух, на мгновение прикрыв глаза. Все, что угодно – но не снова за грань.

Пока Гошен объявляет, что мой арест был ошибкой, что некое высшее начальство сообщило ему новые распоряжения – я иду туда, куда зовет, тянет меня тьма. Тьма во мне и в ком-то другом хочет ощутить друг друга. Объединиться. Слиться вместе. Это природная тяга, сильнее любви, при этом похожа на нее.

Возможно, единственная любовь, на которую я способен.

Они открыли спецхран, как называют это – помещение, где хранятся вещи, обладающие силой. Камня я там не чувствую, но могу ли я его почувствовать? Свет не отзывается на мой зов, только причиняет боль, если я близко.

Волна тьмы торжествующим криком прокатывается сверху вниз, по лестнице. Наверху стоят двое – Финдекано и Мэл. Нет, теперь уже не совсем Мэл - чувствую, когда подхожу к нему обнять при всех. Мальчик стал оружием, моим оружием. Ковка окончена. Свет, который есть во всех атани, перекован в тьму, подобную моей. Нежное, больное, живое перековано в стальное, не знающее страха и боли, лишенное жизни. Смерть бывает опорой для тех, кому не на что больше опереться.

Я сам не делал такого, пока был в Арде. Это похоже на идеи Майрона, которые я не успел увидеть. Мертвые воины, правители и вожди, скованные единой стальной волей, корона как власть и кольцо как верность. Мало что может быть красивее. Майрон умел видеть и создавать красоту, особую застывшую красоту упорядоченности – в отличие от меня, любящего грозу, бурю, камнепад и пожар в их стихийной первоначальной мощи.

В конечном счете мы оба несли смерть. Но разную.

Майрон. Мой первый и самый любимый ученик – возможно, он мог бы превзойти меня, но этого я никогда бы ему не сказал. Моя противоположность, я хаос, он порядок, я жар, он холод, но тьму мы делили на двоих и понимали друг друга, как никто. Он умел подчинять, искушать, лгать, дрессировать, насмешничать, запугивать, быть наставником, советником, вожаком, палачом. Он менял эти лица с той легкостью, с какой ночь меняет цвет мира. Только я, наверно, знал его настоящее лицо.

И сейчас, здесь я чувствую Майрона близко. Его силу, его холод первозданной темной бездны и острое нетерпение вернувшегося в мир.

Темная бездна смотрит на меня из глаз красивой женщины, Морриан. В светлых волосах плещется, шевеля пряди, ледяной ветер. И улыбается она – он – так, что остро понимаешь, как улыбается смерть в сказках атани, прежде, чем остановить смертных.

Я отталкиваю вставшего у меня на пути Тьелперинкваро – его ненависть почти осязаема сейчас. Подхожу к Морриан, увожу ее за первую же дверь, которую вижу, закрываю эту дверь за нами.

- Я рад тебя видеть, Майрон.
- Я рад тебя видеть, Мелькор.

Ты опять забыл назвать меня Владыкой. Но я слишком рад тебе, чтобы это имело значение.

Качели

Качели

По сути это смешно, потому что слишком идиллически – мы с Майроном сидим вдвоем под деревьями на качелях, и порой белая собака приносит нам мячик. Майрон всегда любил волков. Тьма смешивается, касаясь, окутывая друг друга, теплая, ручная, ласковая, как морская вода летней безлунной ночью. Сейчас нет холода.

Майрон рад мне. Рад, несмотря на то, что это огромный глоток его сущности помог мне прорваться сквозь Мандос – я не узнал, я выпивал силу жадно и без разбора тогда. Он смеется, что должен бы обидеться на это, и в его дерзости – все равно радость встречи, и злиться невозможно.

Я рассказываю ему о взорвавшейся звезде, оба мы думаем, не Камень ли это был и решаем, что нет – я бы узнал, кроме того, луч Камня уничтожил бы меня или хотя бы отбросил от Арды прочь. А он мне – о назгулах, тех девятерых мертвых воинах, что служили ему, склонившись перед вечной властью Кольца. Кольцо и корона одного из них сделали Мэла таким, каким он стал – по его воле, иначе не бывает, мальчик хотел силы и был предан мне, а значит, Тьме. Майрон полушутливо, полусерьезно ревнует – мальчика он считает своим созданием, почти своим ребенком, которого хочется оберегать в его первых шагах в новом для него мире. И присваивать. Как свою часть Замысла.

Я смеюсь – ты присвоил его, Майрон, а я – тебя и твое создание. Всегда будет тонкая граница, где сталкиваются наши воли, мы станем колыхать и трепать эту границу, смеяться, злиться из-за нее. И оставаться вместе. Внутренне – и Майрон это знает – я признаю, что не все в его замысле изначально мое. Иначе мне пришлось бы признать, что моя песня – часть музыки Эру. А я не хочу это признавать. Моя стихия – свобода.

Потом я пойму, что это мгновение было последним ощущением счастья в моей жизни.

Теперь Майрон знает все обо мне, Камне, о том, что мне необходимо. Забавно: у него свой эльда, с которым он связан сложной историей, и это как раз Тьелперинкваро, у меня – свои трое. Те, кого мучаешь и убиваешь сам, отпечатываются на тебе, это взаимопроникновение, игра в две стороны, она сложнее, чем мне казалось в Первую Эпоху.

Сколько во мне их фэа, моих трех рыжих, особенно старшего из трех? Что я получал вместе с этими глотками силы? Их память, ярость, боль, бессилие, любовь?

Эльдар состоят из любви и гнева. Все зависит от соотношения.

И другие качели

И другие качели

- Мэл, когда я найду Камень, я попробую сделать тебя связующим звеном между ним и мной.
- Я готов.
- Ты можешь не выдержать этого. Свет очень жесток.
- Я готов отдать всего себя, лишь бы ты остался в мире.

Черные, больные, любящие глаза, но теперь таким его видим только мы с Майроном. Я обнимаю его – пусть погреется в моих руках. Тьма обволакивает ласково – это хорошо известно Майрону, пусть будет известно и Мэлу.

- Нужно будет принести жертву, ты готов, мальчик мой? Вероятно, человеческую.
Эльдар у меня все же мало. Они, так скажем, дорого стоят из-за того, что их мало ... и не только. Особенно некоторые из них. Я не стал бы тратить их на жертву.

- Да, - выдыхает Мэл мне в ухо, и в этом «да» любая клятва верности, какую я мог бы придумать. – Но лучше не человека, а твоего рыжего. Старшего. Майтимо.

Запомнил имя.

- Не любишь его? – я продолжаю обнимать, и сейчас Мэл – не ребенок, ищущий ласки, а ядовитая змея, пригревшаяся на теплом камне. Красивая и неподвижная до броска.
- Ненавижу. Ты приблизил его, доверял ему. А он предал тебя.
Он не предавал меня, потому что был пленником и не был Верным. Но Мэл ревнует, и ревность говорит в нем больно и зло. Не натворил бы чего из-за этого.

- Мэл. Ты не тронешь Майтимо, если я тебе не прикажу. Запомни. Только я имею право его убить.

Майрон отчетливо не хочет, чтобы я использовал Мэла и … истратил его, пытаясь подчинить Камень. Он действительно привязан к своему созданию, и это даже трогательно. Мы втроем сидим в столовой, не скрывая эту нашу близость на троих и по меркам Седьмой эпохи наверняка напоминая очень странную, но крепкую и любящую семью.

То, чего всю жизнь так не хватало Мэлу. Он даже о ревности забыл – ему просто хорошо.

Славный мальчик. Сделаю подарок ему. Он жаловался, что прапорщик Искандер его ударил.

Искандер – вастак вастаком, какими они были в мое время, дерзкий, веселый, смелый, ценящий силу. Мне бы он даже нравился, но он не на моей стороне. Много слушает пленников, ударил вот Мэла, да и тьму мою по-звериному чует как чужое колдовство. Сам, возможно, немного с необычными способностями – нет времени проверить. Я трачу немного сил, просто делаю так, чтобы рукой, которую он поднял на моего Верного, Искандер пользоваться больше не мог.

- Камень близко, но точнее и я не понимаю, - говорит Майрон. – Либо глубоко в земле прямо под базой, либо в бывшем озере. Но и оно по большей части стало землей. Мы можем искать очень долго. Что-то должно указать нам путь к нему.

Кровь феанариони, если слить ее в землю – она может указать. Слишком крепкая связь. Попробую. Пусть целители возьмут их кровь обычным для себя образом – спокойней будут до поры.

Финдекано тем временем лечит Искандера – вот прямо через решетчатую дверь. Отгоняю. Не люблю, когда исправляют искаженное мной. А Финдекано любит исправлять. Его дар – пробуждать и возвращать к жизни, так я вижу. Но он стал воином.

Мои эльдар, все трое, сидят под деревьями на качелях, с ними Маэтор и местная аданэт, совсем девочка. Я приказал выпустить их с гауптвахты. Не знаю, почему. Они лучше смотрятся под деревьями, чем в темной тесной камере – наверно, поэтому, я люблю красивое и скучал по красоте за Гранью, где все серо.

Я подзываю девочку к себе и ловлю их взгляды. Оценивающий, себе на уме – Тэльво. Светлый сквозь легкий ускользающий туман – Питьо. Угрожающий в открытую – Майтимо. Боится за девочку. Не сейчас пока еще за нее надо бояться.

А ведь за маленькую аданэт он пойдет убивать меня так же, открыто, яростно и любой ценой, как за любого из братьев. Точно знаю.

Хорошая девочка. Я держу ее за руку. Говорит легко, искренне, то ли доверчивая, то ли привыкла слушаться старших.

Когда я найду Камень, надо будет послать за ней Мэла. А пока пусть идет обратно к качелям..

Вот и все

Вот и все

- Майтимо, ты чувствуешь Камень?
- Нет.
Не врет. Забавно сложилось: я не вру ему, он мне, хотя обоим нам более чем стоило бы врать. Я держу его руки в своих, привычно забирая фэа, и даже непонятно сейчас – я забираю, или он отдает. По-моему, ему все же не больно, руки лежат в моих расслабленно и тепло. Когда это все изменилось? В камере?

- Ты не боишься, что Камень просто сожжет тебя, когда ты сможешь его получить? – спрашивает он неожиданно.
- Вы же не боялись того же самого. Вот и суди по себе. Мы слишком похожи, хочется тебе того или нет.
Первый раз я не чувствую его желания спорить. Странно. Моя судьба даже с Ардой почти не связана уже – Грань разорвала много нитей, рвала тяжело, наживую. А с Майтимо почему-то связана прочным узлом. Так я чувствую. Так я говорю ему, отпуская руки и глядя вслед – он оборачивается от двери, хочет что-то сказать, но все же уходит молча.

Я не отпущу его, когда получу Камень. И не убью. Не знаю, не загадываю, что будет дальше. А вот что делать с близнецами - посмотрим. Их упорная ярость тлеет под внешним спокойствием. Как торфяник. Менее откровенно, чем ровный пылающий факел Финдекано, расплавленное серебро Майтимо, грозовые сполохи Тьелперинкваро, брызжущие искры Макалаурэ. У каждого свой огонь. Торфяник – один из самых опасных.

Кровь у них всех уже взяли, Мэл сейчас заберет эту кровь и поможет мне – там, под солнцем, где деревья и живая, прогретая земля. Кажется, мне все еще холодно после камеры, поэтому о тепле думать приятно.

Не стоило поворачиваться к близнецам спиной, вот что. Торфяники. Сам же думал об этом только что.

Оглушительная больная тишина снова отрезает меня от Арды. От солнца, от земли, от вечернего западного ветра. Падает головной болью, серой пеленой, близкой смертью – все как тогда. Только сейчас близнецы по обе стороны рыжей стражей. Я не могу сопротивляться. Я знаю, куда они меня ведут.

В камеру. Ту самую.

Это ничего не изменит и не исправит, но я стреляю в Тэльво, в упор – у меня все это время был пистолет, только сил едва хватило вытащить его из-под куртки. Кажется, он падает, я уже почти ничего не вижу, и крови не видно на черном никогда, мне ли не знать.

Как же мерзко испытывать страх – мне-то.

Я откидываюсь на ледяную стену камеры и сквозь полузакрытые глаза вижу силуэт Финдекано. Он пришел меня проводить, убедиться, что не вырвусь. Значит, Майтимо … слишком далеко, иначе пришел бы он. Что они сделали, интересно. Не узнаю. Уходящие секунды стучат в висках.

- И как тебе люди Седьмой эпохи? – спрашиваю, чтобы не молчать.
- Многие из них прекрасны.
Хороший у него взгляд на мир. Через понимание. Для эльдар не так и часто.

- Даже Искандер?
Просто Искандер так похож на вастака из моих. Но и он Финдекано нравится. За честность и верность. Велика ли разница между нами?

- Мои верные меня хотя бы не боятся, - отвечает моим мыслям вслух Финдекано. Забавно вот так – говорим почти как друзья. А что, мои меня боятся? Майрон? Мэл? Те верные, которые здесь…

Кроме страха всегда было что-то еще. Больше ли, меньше ли. Не знаю, как это называлось. Или не помню.

- А ты знаешь, что Майтимо поил меня из рук? – спрашиваю я неожиданно для себя самого. Финдекано качает головой. У него нет сейчас злорадства в лице - или не вижу.

- Не знал. Но верю. Он добрый в отличие от меня.
- Да. Ты … перестал быть добрым.
Стук в висках все сильнее. Последние мгновения. Последние песчинки. Запертая дверь.

- Поздравляю, эльда. Этот раунд за тобой.
Серая пелена обрушивается на меня торжествующей ледяной лавиной, разрывая последние уцелевшие связи с Ардой.
Я уже не почувствую обнимающих меня рук Майрона, его острой разрывающей боли от нового одиночества. Я не увижу, как вбежит в камеру Мэл. Я не увижу их гибели рядом со мной, не услышу выстрелов и торжествующего, отчаянного «Я вернусь!» от Мэла. Я не узнаю, какой ценой Майтимо, Макалаурэ и Тьелперинкваро оплатили жизнь Арды

Потому что в пустоте не видно ничего.
Но я знаю одно – пока Арда жива, смерти нет.
И значит, история не окончена.

@темы: Nyarna

---

Просыпаться в кошмар там, чтобы проснуться из кошмара здесь.
И в песнях они живут.

---

Колыбельная для братьев. И подснежники)

Тихо-тихо ветер сны качает,
Засыпает на холме Лаурелин,
На ветвях и птицы замолчали,
Реки спят в тиши на дне долин.

Спи и ты, и серебром одеты
Расцветут цветы среди листвы,
Сны в ветвях качаются под ветром,
Спи, усни и сон увидишь ты.

Сон про небо и про быстрый парус,
Про коней и волнами траву
И про звезды. А все, что осталось,
Отдохнув, увидишь наяву.

@темы: Órenya quetë..., Nyarna, Indemmali, Lindë

---

Спасибо.

02.05.2019 в 11:42

Пишет  firnwen:

Письмо
...Ты когда-то писал мне, подтвержденно убитому,
А теперь, так выходит, пришла моя очередь.
Свет упрямо течет на дороги разбитые,
Те же мелкие волны гуляют по озеру,

Ветер тот же, что был - теплый, легкий и искренний,
Степь цветет, как тогда - восхищенно и яростно...
Тишина. Понимаешь - здесь такая огромная
Тишина, что становится ясно: вы справились.

Представляешь, они тут отгрохали памятник -
Безымянным защитникам мира и неба.
Я подумал - сказать тебе было бы правильно.
Ты поймешь - где бы ни был.
Даже если бы - не был.

Вы тут небо и держите, понимаешь, стеклянное -
Очень тонкое с виду и очень прозрачное,
На руках, и под небом все словно бы замерло
За секунду до мига, когда станет не страшно.

А еще вы похожи на себя. Видно, мастеру
Тоже было зачем - и для кого - постараться.
И сестра переводчика посадила здесь астры...
В общем, небо не падает.
Жизнь продолжается.

PS

Это тоже еще не отчет.
Усматривающие отсылку к дате - да, она здесь тоже есть.
Да, с рифмами - тоже сознательно.

@темы: Órenya quetë..., Nyarna, Indemmali

---

Про надежду, цветы и маяки

На картинке фенечка с маяками, которую Кирион Лайне подарил мне по игре - так получилось, что посмертно, а  Лайверин по жизни. У нас цветет сакура. Во время лютеранской Пасхи играли в "Седьмую эпоху", а сейчас вот цветы и маяки.
И в голове мысли, оформленные ранее уже в двух стихах.

Всполохи молнии льдистым резцом. На холодных камнях тонкий контур созвездий
Путь обозначит сквозь горечь бессчетных потерь и сквозь время дорогой без края,
Судьбы. Дойдя до конца, кто свое вспомнит имя? В тумане лучи догорают,
В поднятых к небу глазах и на стали в траве. Среди волн ковыля-суриквессэ
Ветер подхватит слова, имена и прощальные вести. Огнем время станет -
Вздох за мгновенье до шторма и новой войны. Нам останутся клятвы и память,
Звезды останутся, путь. Не отчаянье, горе и страх. Только выбор пред роком.
В поле останутся арфой звенеть голоса под изменчивым сводом высоким.
Те, кого ждут, и кто ждет. Ведь всегда кто-то полночью ждет. Руки трогают струны.
Дома огонь в очаге. А надежда сильнее, чем время и древние клятвы.
Луч в темноте маяком, чтобы тем, кого ждут, возвращаться по звездам обратно.
На обсидиановом небе в кристалле его отражение вычертит руну.
(6.3.2019, в соавторстве с  Suulen)

Мы ждем воскресенья
Без всяких на то оснований
И без доказательств,
Так хочется верить в спасенье.
Один же вернулся
Без страха и без обязательств,
Тогда почему бы другим не...
В такой же погожий весенний.
А если и нет,
То хотя бы надежда на встречу,
Совсем небольшая,
Чтоб было зачем продолжать здесь,
И что-то сказать
Чью-то боль утешая,
О чем-то смолчать,
Доброте не переча.

И все хорошо бы,
Но что если - вот незадача -
Для каждого счастья
Найдется свое искушенье -
Что если за этим пределом
законы толкуют иначе?
Как в песнях и плаче
Людей и эльдар Средиземья?
И люди идут за пределы, а эльфы -
за море - в Аман, в Валинор.
Это в общем не важно.
А страшно... что встреча
Тогда уже вряд ли возможна,
И наша надежда -
Кораблик бумажный.

И может не люди и эльфы,
А люди и люди -
Найдутся причины для споров
И для разделенья.
Но солнце играет на Пасху,
И море играет под солнцем,
И сердце пока еще бьется,
И хочется верить в спасенье.
(12.4.2015)

@темы: Órenya quetë..., Nyarna, Indemmali

---

Очередное в рамках осмысления игры "Седьмая эпоха". И картинка, которую показывали из самолета.



Просто путь оказался немного длинней, чем казалось вначале.
Прямо в небо уходят лучи, наступает рассвет.
Ты смеешься в ответ вместе с ветром и крылья растут за плечами -
Окончанье пути или только начало. На вздох и на век.

Нам началом - Исход. А уж что будет дальше - посмотрим.
Нежелательный если, то только себе и пенять,
А желательный - что ж, Враг и Друг мой, пройдемте,
Путь немного длиннее, не время еще умирать.

Те ребята - герои, из детства хранили легенды.
Оживали легенды, став жизнью бесстрашных людей.
- Вы за нас умирали, теперь наш черед. Эти земли,
Ваша память, ваш мир и вы сами дороже Камней.

И расколото небо. Исполнятся клятвы и сроки.
Свет вернется туда, где и должен был миру светить.
Это стоит того. А в кармане записка: "Высокий,
Я желаю помочь, ты поверил мне..."
Смысл пути.

@темы: Órenya quetë..., Nyarna, Indemmali